Этот город был своего рода Аляской: сюда попадали те, кто хотел, чтоб их оставили в покое, и те, кого сюда отправляли, чтобы они оставили в покое других. Поэтому роль полиции в городе выполняла мощная медицинская служба, больница при монастыре Святого Пантелеймона. Впрочем, не так уж много народу привозили сюда в усыпленном виде, человек по триста в год, не более.
А еще в городе не было почты. Письма из Кассандровой Слободы в Россию не просто не доходили: их оттуда не посылали.
И много чего еще можно рассказать о государевой Кассандровой Слободе.
О том, как понемногу таскали из внешней Руси в Слободу драгоценные железо и медь, олово и свинец. Ведь даже и государев лимузин, затащенный бабами сквозь ворота, ездить тут не мог и обречен был пойти на переплавку.
О том, как пришлось приспосабливать церковный календарь к местной астрономии.
О том, как трудно найти толкового печника среди потомственных кружевниц.
И о многих других вещах, не происходящих и невозможных более нигде. Как строить человеку отношения с кошкой, у которой тридцать восемь зубов? Как сделать масло из молока лосихи, чтобы его еще и есть было можно? Как не затащить человеческие болезни из отравленного мира в мир без-человечный и девственный?
Как?..
Как?..
Как?..
А вот так.
…В этом мире был не день, а вечер. В жизни царя тоже был вечер — вечер жизни, глубоко вступившей в седьмое десятилетие, когда чувствуешь, как смеркается и в глазах, и в душе. В любом из миров человек, почти дважды пройдя дантовский путь «до середины», уже видит ее конец. Павел не раз думал об этом, хотя царь — всегда политик, а шестьдесят четыре для политика немного, даже если он вовсе не царь.
Воздух пахнул тем, чем едва ли может порадовать русская лесная чаща, — густым ароматом корицы, стиракса, сандала, бергамота, мускуса. Под ногами скрипело гравийное полотно. Садиться в лимузин царь отказался: и без того десять часов просидел, а до Слободы была едва ли «кассандрова верста» — расстояние неопределенное, но в любом случае не особенно большое. Две дюжих бабы — прочих существенно моложе, меньше похожие на прочих, более чернявые, что ли, послушно последовали за ним, держа стволы наперевес.
Следом за ним, почтительно выдерживая дистанцию в сажень, двинулся человек, которого царь назвал Гошей: государев предиктор Гораций Аракелян, ясновидец со способностями почище всякой Кассандры или Протея, притом царь был склонен к его мнению прислушиваться уже лет тридцать. Своего острова у него не было, — хотя попроси он, царь уж какой-нибудь Фарос ему подарил. Каждому Протею нужен свой Фарос. Этот, пожалуй, был исключением. Почти все предикторы любят во что-то играть — в шахматы или в го, хотя это скорее не игра для них, а построение задачи, в которой существует множество вариантов. Будущее не написано, оно, как и в шахматной задаче, ограничено числом решений. Протей всегда многолик, иначе он и не Протей вовсе.
Нет числа мирам в универсуме, и абсолютное их большинство никак между собой не сообщается. Для человека православного таковыми дополнительными мирами являются рай и ад, католики прибавляют к ним чистилище, у кого-то там валгалла и прочее, — наверное, есть это все где-то, да и дотянуться можно до иных, увы, лишь без гарантии возвращения домой. А вот мир Кассандровой Слободы, изначально как бы чуждый добра и зла вне обычного природного биоценоза, поддавался воздействию и служил чем-то вроде последнего рубежа, за который можно отступить, как случилось это некогда с крепостью византийцев на острове Корфу, так и не взятой турками во все века. По большому счету та крепость была ничем не удивительнее Кассандровой Слободы. Город, стоящий на вершине горы, от взоров не укроется, да только надо ведь на него взоры поднять. Не все твари Божьи на то способны, а и тот, кому на них укажут, не всегда поднимет глаза.
Ничто, происходящее в природе, не может нарушить ее законов. Если оно их нарушает — следовательно, плохо мы знаем эти законы.
И тому, кто вынужден вступить в такой мир, придется приспособить его законы к себе. Или себя к ним, что в итоге одно и то же. Бегство в такой мир не позорно и не почетно. Оно не более чем поворот ключа, когда закрываешь за собою дверь, входя в убежище. Правда, не потеряй ключ.
Да еще не забудь и домой вернуться. Туда, где сейчас пошли великой войной апельсины с кокаином на дыни с октогеном.
II
7 ИЮНЯ 2011 ГОДА