— Да уж, знаю, — со вздохом ответил я.
Через полчаса к нам заявились трое переодетых в штатское сотрудников местного отдела Службы Безопасности СЭК. Главный среди них, капитан Романо, по очереди допросил нас, выяснив все подробности недавнего инцидента, после чего приказал своим подчинённым сделать Келли Симпсон инъекцию синергина. Когда она пришла в чувство, капитан предъявил ей своё удостоверение и спросил, согласна ли она поехать с ними. Келли не возражала — то ли действительно была согласна, то ли понимала, что в противном случае её снова парализуют и доставят куда надо в бессознательном состоянии. Она лишь потребовала, чтобы немедленно арестовали Тори, и едва не взбесилась, когда узнала, что её здесь нет.
Наконец сицилианцы убрались восвояси, прихватив с собой негодующую мисс Симпсон, а вслед за ними ушла и Ева. Я ещё не перестал сердиться на Юлю за её сговор с Тори, поэтому гордо удалился в свой кабинет, отключил все каналы внешней связи, чтобы никто не беспокоил меня, и, не придумав себе лучшего занятия, стал возиться с блокнотом в тщетной надежде взломать его защиту. Я убил на это бессмысленное занятие больше часа, и невесть ещё сколько времени потратил бы впустую, если бы меня не прервала Юля.
— Папа, — сказала она, заглянув в кабинет. — Тут к тебе твоя бывшая клиентка. Говорит, что вы условились о встрече.
— Ни о какой встрече я… А что за клиентка?
— Ну, та, которая укокошила своего доктора. Алёна Габрова.
Я поражённо уставился на дочь:
— Но ведь она погибла!
— Как это погибла? Да вот же она живая стоит в нашей передней… — Юля подошла к столу и обеспокоенно посмотрела на меня: — Папочка, тебе плохо? Может, принести успокоительного? Сейчас я скажу барышне Габровой, что ты…
— Нет-нет, не нужно её прогонять. Я хочу с ней поговорить.
— Ты уверен? — с сомнением спросила дочка.
— Да, уверен. Со мной всё в порядке. Ступай, позови её.
Как только Юля скрылась за дверью, я включил монитор внешнего обзора и быстро прокрутил последнюю запись. Да, в самом деле, только что на лифте к нам поднялась Алёна — или девушка, похожая на неё как две капли воды. Сестра-близнец? Клон?.. Глупости! Зачем изобретать фантастические объяснения, когда всё могло быть (и наверняка было!) гораздо проще и зауряднее: в последний момент Алёна передумала улетать и решила остаться на Дамогране. А я, идиот, целых полтора месяца чувствовал себя виновным в её смерти, горько сожалел, что тогда не остановил её, и последними словами проклинал свою чёрствость и эгоизм…
Когда она вошла в кабинет, я избавился от последних сомнений — это действительно была Алёна. Никакой не клон, не близнец, а именно Алёна. За прошедшее время она сильно повзрослела и уже окончательно перешагнула грань, отделяющую девочку-подростка от молодой девушки. Её фигуру уже нельзя было назвать щуплой, теперь она была просто стройной, черты лица приобрели чёткость и выразительность, а грудь вроде бы чуть увеличилась — хотя, может, мне просто так показалось из-за её тесно облегающей кофты.
Алёна поздоровалась, села в предложенное мной кресло и устремила на меня вопросительный взгляд, словно ожидая каких-то объяснений. Я понял, что должен заговорить первым, и с лёгкой укоризной произнёс:
— Алёна, вы поступили со мной нехорошо. Всё это время я думал, что вы погибли вместе с отцом.
В её больших нефритовых глазах мелькнуло удивление:
— Вы знали, что я собиралась улететь?
— Так вы же сами сообщили об этом. В том письме, которое положили в кейс с деньгами.
На секунду она смешалась, потом торопливо ответила:
— Ах, письмо! Да, точно. Я совсем забыла о нём. Извините, господин адвокат, я и подумать не могла, что вы считаете меня мёртвой. Ведь уже после аварии вы разговаривали с моим дедом.
— Было дело, — кивнул я. — Тогда ещё я выразил ему свои соболезнования, он поблагодарил, и на этом мы попрощались.
— Ага, понимаю. Он думал, что это касается моего отца. За одиннадцать лет они стали близкими друзьями, дед относился к нему как к сыну и очень болезненно воспринял его смерть. — Алёна открыла сумочку и достала оттуда пачку сигарет с зажигалкой. — Не возражаете, если я закурю?
— Пожалуйста, — ответил я, пододвигая к ней пепельницу из альтаирского горного хрусталя — подарок одного моего друга и клиента. Сам я не курил, но табачный дым меня нисколько не раздражал. — Хотя странно. Ведь вы клялись мне, что не курите.
— Начала после гибели отца. Надо бы бросить, да никак не соберусь.
Она щёлкнула зажигалкой и прикурила. Я машинально отметил, что сигареты у неё той же марки, что и окурок, который фигурировал в уголовном деле. Мне это совсем не понравилось.