Конте тихо вздохнул:
— Но почему я? Почему именно я должен стать предводителем? Неужели среди заговорщиков нет лучшей кандидатуры на роль лидера?
— Конечно, нет. Разве это не очевидно? Ведь вы — самый лучший. Самый-самый. — Ева говорила это искренне, убеждённо, с несвойственной ей пылкостью. — Лучше вас никого в Корпусе нет. Только вы сможете довести до конца дело отчима.
— А как насчёт адмирала Ваккаро? — как за спасительную соломинку, ухватился Конте за мысль, которая вертелась у него в голове последние две недели. — Он ненавидит Семьи сильнее, чем мы — потомственные офицеры. Он настоящая легенда, молодёжь смотрит на него как на Господа Бога. За ним без раздумий пойдут все — от рядовых до адмиралов. В отличие от меня, ему не понадобится устраивать мятеж внутри самого́ Корпуса.
— Да, вы правы, — согласилась Ева. — Ваккаро был бы идеальной кандидатурой… но он может не захотеть. Есть очень большая вероятность, что он откажется брать на себя такую ответственность. Адмирал Ваккаро и без того доволен жизнью, доволен службой. Примерно через год, не позже, он будет избран начальником Генерального Штаба и тем самым достигнет предела своих желаний. Мальчишка из пролетарского квартала Нуово-Палермо встанет во главе самой мощной военной машины Галактики — это предел всех его мечтаний, высшая точка его карьеры. Большего ему не нужно. У него нет того стимула, который есть у вас.
Конте почувствовал, что краснеет.
— О каком стимуле вы говорите?
Ева проникновенно посмотрела на него, затем подступила к нему вплотную и положила руки ему на плечи.
— Вы знаете, о чём я говорю. И знаете… знаешь, что я это знаю. Мы давно знаем об этом, только боимся признаться друг другу и самим себе. Даже теперь, когда нам предстоит долгая разлука, ты не решился прийти ко мне и сказать три простых слова. Но ведь именно ты должен сделать первый шаг. Ты же мужчина.
Конте смотрел в её широко раскрытые серые глаза и, вместо прежней притворной холодности, вместо показной отчуждённости, видел в них нежность и обожание.
— Я люблю тебя, Ева, — сказал он те слова, которые так боялся произнести даже мысленно. — Безумно люблю. Мне нельзя было влюбляться в тебя, но я ничего не смог с собой поделать.
— Я тоже не смогла, — ответила Ева. — Пыталась, но не смогла. И теперь не жалею об этом.
Они поцеловались. Губы Евы были мягкими и тёплыми, а сам поцелуй — совсем неумелым. Однако Конте не променял бы его ни на какие сокровища мира — этот поцелуй, словно самый первый в своей жизни, он запомнит на многие годы.
Они ещё долго стояли, крепко прижавшись друг к другу. Конте обнимал хрупкую фигурку Евы и чувствовал, как она всё сильнее дрожит от еле сдерживаемого желания. Наконец девушка, сделав над собой усилие, мягко высвободилась из его объятий и покачала головой:
— Нет, так было бы неправильно. Я не хочу один раз — а потом ждать. Лучше подождать, а потом — много раз, постоянно, всегда. Всю жизнь… — Она взяла его за обе руки. — Пожалуйста, прими правильное решение. Сделай то, что должен сделать, а потом позови меня. Я поддержу тебя во всём, помогу тебе справиться со всеми трудностями. А ты поможешь мне… поможешь смириться с тем, что все мы живём в изменчивом прошлом.
Конте не понял смысла последних её слов, но решение уже принял. Окончательно.
Глава 21
Виктория Ковалевская, дитя звёзд
Коридор был пуст и должен был оставаться пустым ещё восемь с половиной минут. Такое близкое будущее не имело существенных вариаций, и секунда в ту или другую сторону для нас не играла существенной роли. Чтобы добраться до рубки управления, нам требовалось всего полторы минуты. Это уже был сущий пустяк.
Самая сложная часть плана осталась позади — мы успешно проникли на борт «Свободного Аррана» и никем не замеченные просидели в укромном местечке, пока он стартовал и выходил из околопланетного пространства. Лишь теперь, когда интенсивные переговоры с диспетчерской закончились и корабль начал разгон, готовясь к переходу в овердрайв, мы выбрались из укрытия и начали действовать. До запуска ц-привода оставалось чуть меньше сорока минут — за этот отрезок времени нам предстояло провести операцию по спасению двадцати трёх человек.
«Мы уже на месте», — донеслась до меня мысль Тори, которая вместе с Мишелем Тьерри и Генри Янгом должна была проникнуть в машинное отделение.