Начались два самых трудных часа в моей жизни. Мне до смерти хотелось спать, но я боялся упустить железную дорогу, и вот я лежал с открытыми глазами, придумывая, что надо попросить у Сайты, когда он придет. Просил я его по-разному — то игривым тоном, то серьезным, потому что старичкам нравятся разные дети: одним — скромные и воспитанные, другим — озорные и веселые. В общем, я все отрепетировал, потом для компании попробовал разбудить Санни, но он спал как сурок.
Часы на городской башне пробили одиннадцать, и вскоре я услышал, как щелкнула задвижка, но это оказался всего лишь отец.
— Привет, старушка! — воскликнул он, как бы удивляясь, что мама его ждет, потом смущенно захихикал: — Чего это так поздно засиделась?
— Ужинать будешь? — бросила она.
— Нет, не хочу. Я заглянул к Дэнину, и он попотчевал меня жарким из свинины (Дэнин — это мой дядя). Жуть как люблю жаркое из свинины… Это что, уже так поздно? — притворно удивился он. — Знай такое дело, я бы заглянул в церковь на полуночную мессу. «Аделес» бы послушал. Обожаю эту молитву, прямо за душу берет…
И он замурлыкал фальцетом.
Латинские молитвы отец вправду обожал, особенно когда бывал навеселе, но он совсем не понимал слов и придумывал свои, и это всегда приводило маму в бешенство.
— Глаза мои тебя бы не видели! — воскликнула она, как кипятком ошпарила, и закрыла за собой дверь.
Отец захохотал, будто мама очень удачно пошутила, потом чиркнул спичкой, закурил трубку и какое-то время шумно ею попыхивал. Полоска света под дверью поблекла и совсем исчезла, а он все с чувством распевал.
Он безбожно перевирал слова, но легче мне от этого не было. Бодрствовать в таких условиях мне оказалось не под силу. Я заснул.
Проснулся я перед рассветом и сразу понял — произошло что-то ужасное. В доме стояла тишина, наша маленькая спальня была погружена во тьму. Через окно, выходившее на задний двор, виднелось небо — на нем уже появились серебряные прожилки. Я выскочил из кровати проверить свой чулок, но уже знал — случилось худшее. Санта пришел, когда я спал, и совершенно не разобрался, кто я и что, — он оставил мне какую-то свернутую книжонку, ручку и карандаш да еще пакетик леденцов за два пенса. «Змейки и лесенки» и то лучше! Я был до того ошарашен, что не мог даже думать. Эх, Санта, Санта, ты летаешь по крышам, пролезть в трубу для тебя — плевое дело, а тут так оплошал!
Но интересно, что он принес этому проныре Санни? Я подошел к его кровати и ощупал висящий над ней чулок. Похоже, Санта надул и его, этого зубрилу и подлизу, — в чулке у него лежал такой же, как у меня, пакетик леденцов да еще пистолет с пробкой на веревочке, какой за шесть пенсов можно купить в любой лавке.
Но все-таки пистолет — это пистолет, уж во всяком случае лучше дурацкой книжки. Шайка Доэрти иногда дерется с оравой из Строберри-лейн — те приходят играть в футбол на нашу дорогу. Мне этот пистолет очень даже пригодился бы, а у Санни он будет валяться — в шайку его никто не возьмет, даже если он вдруг захочет.
И вдруг… Это было словно указание свыше, с самих небес! Что, если я заберу пистолет себе, а Санни подложу книгу? В шайке от Санни никогда не будет толку — он любит читать. Такой усердный ученик может много чего вычитать в моей книжке! А Санту он, как и я, не видел, значит, расстраиваться из-за подарка не будет. Кому станет хуже, если я поменяю подарки? Никому. Да я даже сделаю Санни добро; знай он об этом, сам бы меня потом благодарил. Мне вообще это нравится — делать людям добро. А может, Санта и сам так хотел распорядиться, да перепутал наши чулки. Что ж, ошибки со всяким случаются. И я положил книгу, карандаш и ручку в чулок Санни, а пистолет — в свой. Потом лег в постель и заснул сладким сном. Да, предприимчивости в те времена мне было не занимать, это точно.
Разбудил меня Санни — сказать, что приходил Санта-Клаус и подарил мне пистолет. Я, как полагается, удивился, даже сделал вид, будто разочарован таким подарком, и, чтобы отвлечь внимание Санни, попросил показать его книжку и расхвалил ее до небес.
Мой братец готов поверить всему на свете, и, естественно, он сразу побежал хвастаться подарками перед мамой и папой. Для меня это была трудная минута. Мама так повела себя после истории с прогулом, что я стал ее побаиваться, но меня утешало другое: единственный свидетель, который может вывести меня на чистую воду, сейчас далеко, на Северном полюсе? Я приободрился, и мы с Санни ворвались в комнату родителей с подарками, крича: «Смотрите, что нам принес Санта-Клаус!»