Опять «наш бедный папочка»! Я уже относился с подозрением ко всему, что касалось этого невозможного человека!
— Почему? — спросил я.
— Потому что наш папочка сильно устает и не высыпается.
— А почему он устает, мамочка?
— Ну, ты ведь знаешь, когда папа был на войне, мамочка брала денежки на почте, правда?
— У мисс Маккарти?
— Да. А теперь у мисс Маккарти денежек больше нет, и приносить их нам должен папочка. Знаешь, что может случиться, если он ничего не принесет?
— Не знаю, — ответил я. — А что?
— Ты видел, как несчастная старушка стоит по пятницам у церкви и просит милостыню? Вот и нам, может, так придется. А разве нам хочется просить милостыню?
— Нет, — согласился я. — Не хочется.
— Так ты обещаешь, что не будешь приходить по утрам и будить папу?
— Обещаю.
Да, решил я, придется пойти на такую жертву. Я знал, что денежки — это вещь серьезная, и мне совсем не хотелось вместе со старушкой просить по пятницам милостыню возле церкви. Вокруг моей кровати мама разложила игрушки — утром, куда ни вылезешь, обязательно наткнешься на одну из них.
Я проснулся и сразу же вспомнил о своем обещании. Встал, устроился на полу и стал играть — казалось, прошло бог знает сколько времени. Потом я взял стул и еще бог знает сколько времени смотрел в окно. Неужели отцу не пора вставать? Неужели никто не напоит меня чайком? Солнечного настроения не было и в помине — я изнывал от тоски, а в придачу и от холода, от жуткого холода! Как мне не хватало тепла глубокой большой кровати с пуховой периной!
Наконец я не выдержал. Пошел в соседнюю комнату. Места с маминой стороны опять не было, я стал перелезать через нее, и она, вздрогнув от неожиданности, проснулась.
— Лэрри, — прошептала она, крепко взяв меня за руку, — что ты мне обещал?
— Ну, мамочка, — заскулил я, пойманный с поличным. — Я уже знаешь сколько держался?
— О господи, да ты весь продрог! — печально сказала она, ощупывая меня. — Ладно, так и быть, оставайся, только обещай молчать.
— Но я не могу молчать, мамочка, — заскулил я.
— И знать ничего не желаю, — твердо возразила она, и в этом было что-то новое. — Папа хочет спать. Можешь ты наконец понять это?
Я все понял, еще как понял. Я хочу разговаривать, а он хочет спать, — чей это дом, интересно знать?
— Мамочка, — сказал я не менее твердо, — пусть тогда папа спит отдельно.
Она не сразу нашлась что сказать.
— Ну вот что, — услышал я ее шепот. — Либо ты лежишь и помалкиваешь, либо шагом марш в свою комнату. Выбирай.
Какая несправедливость! Я предложил такой разумный выход, а она даже не удосужилась мне ответить. Я со злостью пнул отца ногой — мама ничего не заметила, но он заворочался и встревоженно открыл глаза.
— Который час? — испуганно спросил он, глядя не на маму, а на дверь, словно там кто-то стоял.
— Еще рано, — елейным голоском произнесла она. — Это всего лишь ребенок. Спи… Лэрри, — добавила она, поднимаясь с кровати, — ты все-таки разбудил папу, сейчас же иди в свою комнату.
Несмотря на спокойный тон, я понял — она не шутит, и я могу потерять все свои законные права, если немедленно не вступлюсь за них. Она подняла меня, и я издал такой вопль, что можно было разбудить и мертвого, не говоря уже об отце. Он застонал.
— Что за несносный ребенок! Он хоть когда-нибудь спит?
— Это просто привычка, дорогой, — мягко ответила мама, хотя явно была раздосадована.
— Ну так пусть отвыкает! — закричал отец и стал ворочаться. Он вдруг стянул на себя все одеяло и отвернулся к стенке, потом взглянул на нас через плечо — из-под одеяла торчали только два маленьких злобных и темных глава. Видно, я здорово его допек.
Чтобы открыть дверь, маме пришлось опустить меня на пол, я тут же вырвался и с визгом кинулся в дальний угол. Отец подскочил на кровати.
— Заткнись, щенок! — взревел он.
Я был настолько ошеломлен, что даже перестал кричать. Никто и никогда не разговаривал со мной в таком тоне. Я обалдело посмотрел на отца — его всего перекосило от ярости. Главное, я ведь сам молил бога, чтобы это чудовище вернулось домой живым и невредимым! А бог? Он-то куда смотрел?
— Сам заткнись! — не помня себя, выкрикнул я.
— Что-о? — зарычал отец и, как дикий зверь, выпрыгнул из кровати.
— Мик, Мик! — бросилась к нему мама. — Что ты, не видишь, ребенок к тебе еще не привык!
— Я смотрю, он у тебя тут вырос, да ума не вынес, — гремел отец, дико размахивая руками. — Выпороть его как следует, будет знать!
Никто еще не наносил мне такого гнусного оскорбления. У меня все помутилось перед глазами.