— А где это ты подцепил такое шикарное прозвище: мосье Лестранж? Знаю я, кто ты на самом деле, мосье фокусник Лестранж: ты — Барни О’Рейли, явился на свет божий и вырос в соломенной хижине в графстве Голуэй!
— Да если во всей стране ни одного учителя не останется, тебя в городскую школу все равно не возьмут!
— Лондон и Париж ты только во сне видел! А на твои дешевые трюки даже слепая ослица не попадется!
— Будешь торчать в этом захолустье, пока не сдохнешь!
— Мистер Барни О’Рейли — плут!
— Старый тухлый неудачник!
— Убирайся из Беаннафригана подобру-поздорову, еще раз сюда сунешься, натравлю на тебя собак!
— Не беспокойся, Бойл. Ноги моей больше здесь не будет!
Тут к ним подскочила мама. Она оттолкнула отца в коридор, потом накинулась на фокусника.
— Убирайтесь отсюда! — прошипела она как никогда свирепо. — Убирайтесь, и чтоб глаза мои вас больше не видели! Шарлатан чертов! Плут!
Тут она заметила меня — я стоял рядом и держал в руке фонарь.
— Марш домой! — рявкнула она. — Тебе давно пора быть в постели.
Я не посмел ослушаться маму — ее всю распирало от гнева. Когда я проходил мимо нее, она толкнула меня в спину, влетела в дом сама и хлопнула дверью.
Отец в растерянности стоял посреди кухни. Он хотел было принять независимый вид.
— Я сказал ему пару ласковых… — начал он.
— Ложись спать, — оборвала его мама. — Хоть бы сына постыдился — такой ор подняли.
— Я сказал ему, чего он стоит на самом деле. Пусть знает, что я о нем думаю…
— Замолчи! Неужели еще не наговорился? Иди и ложись спать, а то завтра не сможешь работать.
Нетвердой походкой отец поплелся к двери, попробовал мне подмигнуть, но у него закрылись оба глаза.
— Он забыл свою роскошную шляпу, — хихикнул он, поднимая за дверью обшарпанный цилиндр.
— Догони его и отдай, — велела мне мама. — Не хочу, чтобы он сюда возвращался. Сбегай, сынок, догони.
Вот она, моя возможность. Ругань, злоба, отвратительная свара между отцом и мосье Лестранжем — все это сбило меня с толку и напугало, но голова продолжала работать ясно, и теперь меня словно подхлестнуло: вот она, долгожданная минута. На каминной полке стоит банка из-под какао. Велосипед — в сарае для торфа, весь вычищен, смазан, шины накачаны. А как же школа в Дублине? Я всю зиму вынашивал мечту о побеге, но вдруг она как-то смазалась, требовалось проявить волю и решимость, а их у меня не было. Если бы произошло чудо и мама вдруг сказала: «Иди с мосье Лестранжем, сынок. Поброди с ним по свету» или если бы вернулся сам мосье Лестранж и объявил, как всегда, веско: «Мы с вашим сыном решили совершить турне по Ирландии, Англии и всей Европе», тогда я отчалил бы вместе с ним, мы бы счастливо переезжали из одного театра в другой, из одной страны в другую. Но сейчас я стоял и дрожал, оцепенев от нерешительности.
— Ну, давай же, быстрей! Он небось еще до школы не добрался, — торопила мама.
Я отпер дверь и выбежал в притихшую ночь.
Мосье Лестранжа я нашел на дороге, недалеко от нашего коровника. Он полз на четвереньках к своему велосипеду, который лежал и крутился в пяти шагах от него. Увидев меня, мосье Лестранж пьяно заулыбался.
— Похоже, юный друг, меня разлучили с моим верным конем.
В лунном свете лицо его было неестественно бледным, как у покойника. Длинные костлявые пальцы вытянулись по земле, как у какой-нибудь сказочной ведьмы.
— Вы забыли свою шляпу.
— Будь любезен, подними велосипед. Главное — сесть на него, а там уж меня сам черт не остановит. Вся трудность… — он икнул и промычал: — Виноват… Так вот, вся трудность — его оседлать. Надеюсь, ты меня понимаешь?
Я положил шляпу на землю рядом с ним и пошел поднимать велосипед.
Но, не дойдя до него, наткнулся на зуб-великан. Рядом валялся кусок черной ткани. Чуть подальше — четыре листа картона, маска, пакетик с воздушными шариками. Я все собрал и понес к велосипеду. И тут увидел, что прикрепленная к багажнику коробка раскрыта и пуста. Кролик! Неужели сбежал? Я уже хотел крикнуть мосье Лестранжу, что кролик исчез, и тут увидел: зверек, сжавшись в комочек, сидит у переднего колеса. Осторожно, на цыпочках, я подошел к нему. Но осторожничать не было нужды — зверек и не думал убегать. Я мягко взял его в руки и взглянул на крошечную мордочку. Кроличьи глаза — тусклые, усталые, как у мамы, — смотрели мимо меня, сквозь меня. Его сердчишко колотилось у меня под кончиками пальцев, иначе я бы подумал, что он мертвый. Я положил его в коробку поверх черной материи и закрыл крышку.