— Ты очень сильно прогрессируешь, — похвалил его Дунски, сняв маску. — А я сегодня немного не в форме. Но все равно с тобой становится тяжело иметь дело.
Увидев, что в зал вошли двое незнакомых людей — мужчина и женщина, — он не только не испугался, а, наоборот, почувствовал облегчение. Хотя раньше он их никогда не видел, сомнений быть не могло — это иммеры. Улыбки на их лицах выглядели довольно натянутыми, а глаза, словно лучи радара, сверлили его. «Прости, мне нужно выйти», бросил Дунски юноше и отошел в сторону, стараясь казаться беспечным и непринужденным. Мужчине на вид было около сорока пяти сублет. Его сухопарая фигура производила странное впечатление, которое только усиливал довольно большой нос, светлая кожа и бледно-соломенные волосы. Женщина была молода и красива — судя по внешности, предки ее имели индийские корни.
Мужчина даже не потрудился представиться.
— Мы должны сейчас же забрать вас, — сказал он.
Правые руки обоих незнакомцев были сжаты в кулаки так, что большие пальцы покоились в ложбинке между указательными и средними — характерный приветственный жест иммеров. Дунски ответил на приветствие, быстро сжав кулак, и разжал только после того, как убедился в том, что гости заметили его жест.
— Я сейчас переоденусь и присоединюсь к вам, — сказал он.
Дунски направился в раздевалку, двое последовали за ним. У шкафчика, в котором хранилась одежда для Четверга, он голосом задействовал экран на внутренней стороне двери. Пятьдесят второй канал ожил, и из него понеслась громогласная мелодия «Я мчусь один на велосипеде, созданном на двоих», которая оказалась на четвертой строке последнего хит-парада по разряду молодежной развлекательной музыки. Мужчина изобразил на своем лице гримасу.
— Это что необходимо?
— Да, музыка заглушит наши голоса. Я не хочу, чтобы нас подслушали, — ответил Дунски. Снимая с себя борцовскую форму, он добавил: — Ее еще не вывели из окаменения?
— Я ничего не знаю. Подождем и все увидим сами.
— Понимаю, вам приказано молчать.
Оба одновременно кивнули. Две минуты спустя они покинули здание.
Дунски не успел принять душ и поэтому чувствовал себя несколько неловко. Однако сейчас было не до этого: нельзя терять ни минуты. И тем не менее он все же заметил про себя, что даже при таких обстоятельствах сопровождающая его пара могла бы вести себя и повежливее — совершенно необязательно идти на таком отдалении от него. «Ну да ладно», — пробормотал он себе под нос, пожимая плечами.
Воздух на улице прогрелся еще больше, хотя на западе высоко в небе уже начали сгущаться темные облака. Метеоролог, вещавший с экрана общественных новостей на столбе около перекрестка, предсказывал к семи часам вечера резкое падение температуры и сильный ливень. Услышав это сообщение, Дунски вдруг вспомнил о проблеме, которая в последнее время все в большей и большей степени угрожала Манхэттену. Шапка арктического льда по-прежнему продолжала таять, и вода все ближе подступала к верхней кромке дамбы, со всех сторон окружавшей остров. В эту самую минуту тысячи и тысячи людей не покладая рук работали над тем, чтобы поднять стены на один фут, обезопасившись тем самым от наводнения еще на десять облет.
Все трос отправились в западном направлении по Бликер Стрит, затем свернули как раз у того дома, где (Дунски изо всех сил старался не думать об этом) была зверски убита Озма Ванг, и пошли вдоль канала. Мужчина шепотом скомандовал, Дунски повернул налево и перешел вслед за ними через мост Четвертой Западной улицы. На углу Джоунс Стрит они снова свернули и остановились перед входом в многоквартирный дом. Мужчина вышел вперед, нажал кнопку рядом с большой зеленой дверью и подождал ответа. Тот, кто находился внутри, разглядев их на экране над дверью, был полностью удовлетворен. Дверь открылась, и на пороге появилась голубоглазая, темнокожая блондинка, которая жестом пригласила их войти. На вид хозяйке можно было дать что-нибудь около тридцати сублет. «Наверняка подвергалась оптическому удалению пигментации, — подумал Дунски. — Эта штука сейчас — последний писк моды, причем не только в Четверге». Правительство тщетно старалось превратить всех Homo sapiens в один подвид, с характерным коричневым цветом кожи, однако люди, как всегда, находили способы обойти официальные установки. Операция изменения пигментации — «пигчейндж», как ее называли в этом дне, — не считалась противозаконной в случае предварительного уведомления правительства.
Троица молча прошла через холл и остановилась у двери, на которой красовались таблички с именами жильцов для всех семи дней. Напротив Четверга стояло: Карл Маркс Мартин, доктор медицины, доктор философии и Вилсон Тапи Банблоссом, доктор философии. Блондинка вставила кончик идентификационной звезды в щель и открыла дверь. Они вошли в квартиру, и перед ними предстал огромный холл, простиравшийся, видимо, на всю ширину здания: по обе стороны холла располагались двери в комнаты, а в конце — просторная кухня. Проходя по холлу, блондинка бросила:
— Я здесь не живу. Мартин и Банблоссом сейчас находятся в отпуске в Лос-Анджелесе. Они к нам не имеют никакого отношения. Они и не подозревают, что мы используем их квартиру.
— Значит до наступления полуночи надо обязательно убрать отсюда Сник, — сказал Дунски.
— Конечно.
Квартира выглядела довольно неряшливо, создавалось впечатление, что здесь давно никто не живет — даже декоративные настенные экраны и те были отключены. Они прошли мимо помещения со стоунерами, в котором Дунски насчитал девятнадцать цилиндров — четырнадцать взрослых и пять детских. Лица за окошками, как обычно, напоминали статуи, невидящие глаза сохраняли абсолютную неподвижность в полном неведении о том, что они смотрят на преступников.
Блондинка открыла дверцы шкафа для личных вещей, отодвинула в сторону кипу одежды и сказала:
— Вытаскивайте ее.
Длинный вместе с темнокожей женщиной вытащили Сник из шкафа, где она, окаменелая, сидела скрючившись, словно эмбрион в утробе. Дунски наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе. Синяк в том месте, куда ударил Кастор, стал теперь темно-красным. Глаза закрыты, и это непонятным образом принесло ему некоторое облегчение. Ухватившись руками за голову Сник, они потащили тело к одному из стоунеров и втолкнули его внутрь. Длинный закрыл дверь цилиндра, темнокожая подошла к стене и приоткрыла панель управления.
— Еще рано, — остановил ее Длинный.
Длинный наклонился, чтобы достать что-то из сумки, которую он положил на пол, и выпрямился, держа в руке пистолет. Протянув его Дунски, он сказал:
— Не хотите ли получить эту штуку назад?
— Благодарю, — Дунски, принял оружие. — До тех пор, пока Кастор жив, оно вполне может мне пригодиться.
Мужчина кивнул.
— Мы продолжаем искать его. Нас, конечно, посвятили в ваши дела, но я все же предпочел бы услышать рассказ непосредственно из ваших уст. К тому же нам неизвестны подробности, так что довольно трудно правильно оценить истинное положение.
— Положение действительно очень непростое. Я бы даже сказал, что мы угодили в самый настоящий переплет.
— Как насчет того, чтобы побеседовать за чашечкой кофе? — спросила блондинка. — Или вы сможете изложить все в нескольких словах?
— Кофе был бы весьма кстати, — согласился Дунски.
Они прошли в кухню и все, кроме блондинки, расселись. Она вставила угол звезды в прорезь на дверце шкафчика, на которой красовались непонятные инициалы. Дверца открылась, и блондинка сказала:
— Я заказала эту звезду, когда узнала о том, что Мартин и Банблоссом собираются в отпуск. Я настоящий друг…
Длинный покашлял.
— Достаточно. Чем меньше Ум Дунски знает о нас, тем лучше.
— Простите, Ум Гар…
Блондинка смущенно скомкала окончание его имени.
— Ты слишком много разговариваешь. Таите, — заметил Длинный.