Что бы ни вызывало в душе Дунски столь странные ощущения, заливающий все свет так или иначе перешел в непрекращающееся мигание.
— Не думаю, что от нее надо избавляться, — произнес Дунски. — Посмотрите, ну что ей известно! Преследовала Кастора, он ударил ее. Проснулась уже в стоунере, вокруг какие-то люди в масках, которые тут же снова лишили ее сознания. Наверняка в ее представлении человек, который оглушил ее второй раз, это тоже Кастор. Она…
— Неужели вы думаете, что Кастор такого же роста и сложения, как я? — спросил Длинный. — Или, может быть, я одет так же, как он?
— Нет, — медленно ответил Дунски, — но она видела вас только мельком, да и дверь наполовину скрывала вас. У нее же нет ни малейших подозрений, что в этом деле замешан кто-то, кроме Кастора. Даже если ее найдут и дестоунируют, что она сможет рассказать властям?
Он остановился, чтобы сглотнуть слюну.
— Да и вообще нужно ли сажать ее в цилиндр? Разве не лучше будет, если завтра ее найдут, хотя подождите, ведь найти ее могут не раньше следующего Четверга.
Он повернулся к Блондинке.
— Сколько еще времени они — Мартин и Банблоссом — пробудут в отпуске?
— Они возвращаются завтра, я имею в виду в свое завтра, то есть в следующий Четверг.
— Значит, до того, как ее обнаружат, у нас есть еще целая неделя, — сказал Дунски, поворачиваясь к Длинному.
— Не у нас, а у вас, — поправил его Длинный. — Остальные еще до наступления полуночи разойдутся по стоунерам.
— Под нами я понимаю всех иммеров, — сказал Дунски. — До того времени мы должны убрать Кастора с дороги. Надо разделаться с ним еще сегодня. А мы тут теряем время с этой Сник. Надо все силы направить на поиски Кастора.
Длинный сверху вниз посмотрел на женщину, которая не проявляла особых признаков волнения. Повернувшись так, чтобы его лучше слышали остальные, он по-прежнему не сводил взгляда с Дунски.
— Вы очень плохо все обдумали, — сказал Длинный. — Вы позволяете своим чувствам заглушить в вас логику, чувство ответственности и ощущения того, что для нас лучше, а что хуже.
— В этом деле Кастор для нас как нельзя кстати. Я говорю о деле Сник. Здешние органики знают, что он зверски убил уже двух женщин. Если… если в таком же виде найдут тело Сник, естественно, они решат, что это его рук дело. Благодаря этому никого другого они и не заподозрят. Пожелай правительство Воскресенья послать кого-нибудь ей на замену, это произойдет не раньше следующего Воскресенья.
— О Господи, — воскликнула Блондинка, поднеся руку к губам.
— Ты собираешься разделаться с ней как мясник!
— Вы… не… можете… этого… сделать, — выдавил Дунски.
Длинный, глядя на него, усмехнулся:
— И почему нет?
— Это нельзя назвать слишком просоциальным поведением, — сказала Блондинка.
Дунски против своей воли издал истерический смешок.
— О Господи, ну и слова! Просоциальное поведение! — повторил он, чуть не захлебываясь. — Мы говорим о человеческой жизни, вы что не понимаете?
— Да, — согласился Длинный. — Но это ради большего блага. Ну ладно! Хватит разговоров! Никогда не встречал таких словоохотливых говорунов. Что вы болтаете, как попугаи? Вы же, кажется, считаете себя иммерами, а на самом деле… вы!..
Дунски сумел-таки — едва ли не в буквальном смысле — взять себя в руки. Почти физически он ощутил, как невесть откуда взявшиеся, невидимые руки протянулись к нему и непостижимым образом обхватили изнутри. Что это? Отец Том?
— Я решил, что надо делать. Вы должны слушаться меня. Командую здесь я, — заявил Длинный.
— Мне никто не говорил, что вы у нас за командира, — сказал Дунски. — Кто вас уполномочил?
Длинный покраснел от злости, ноздри его раздувались.
— Разве ваш шеф не сообщил вам, что я поставлен во главе операции?
— Обычно мой шеф делится со мной только самой необходимой информацией, — холодно заметил Дунски. — Видимо, на этот раз он упустил нечто важное. Во всяком случае…
— Дунски подхватил свою сумку и набросил ее ремень на плечо. Рассерженный Длинный все-таки сохранил остатки здравого смысла, что и позволило ему усмотреть в быстром и решительном движении Дунски реальную угрозу. Он еще не забыл, что у Дунски есть пистолет.
Голос Длинного звучал твердо, хотя голова его заметно подрагивала.
— Вы справедливо заметили — у нас нет времени на разговоры. Итак, приказы отдавать буду я. Как я сказал, мы избавимся от Сник, — это самое логичное действие. К тому же повторяю: я так решил.
— Вы сами собираетесь разделаться с ней или предоставите эту честь кому-нибудь другому? — спросил Дунски.
— Какое значение имеет, кто это сделает?! — громко выкрикнул Длинный. — Важно, что это должно быть сделано.
Он бросил взгляд на свою сумку, покоившуюся на маленьком столике совсем рядом с ногами Сник. Дунски не сомневался, что у Длинного тоже было оружие. Он мысленно спросил себя, что он будет делать, если Длинный бросится к пистолету. Действительно ли он, Дунски, способен пристрелить коллегу-иммера, чтобы помешать ему убить какого-то органика? Вряд ли он узнает ответ, если не дойдет до дела, чего бы он, Дунски, крайне не хотел.
А Время, однако, текло или плыло, а может быть, бежало? Действительно, как правильнее назвать то неосязаемое движение Времени, превращающее Потом в Сейчас. В течение следующих секунд будущее должно сделать выбор. Или все не так, и просто происходит то, что и должно произойти, а никаких альтернатив нет и в помине, и случай не относится к числу факторов, влияющих на выбор.
— Не могу поверить, что это происходит! — тоненьким голоском пропищала Блондинка.
— Вот и я тоже, — вставил Длинный, продолжая пятиться от Дунски к своей сумке. — Я мог бы подать в Совет отчет о вашей эмоциональной неустойчивости.
Дунски не оставалось ничего другого, как пытаться сгладить неловкость своего положения.
— Это не очень-то похоже на убийство. Мы собираемся поступить как мясники. Мне просто не по себе от одной мысли об этом. Вы должны это понять. Меня… почти что… стошнило. Но если это необходимо…
Длинный, казалось, немного расслабился.
— Конечно, необходимо. И я это сделаю. Никогда не попросил бы кого-нибудь заменить меня…
Он взглянул на Сник.
— Поверьте, будь какая-то другая возможность… Вы, вместе с этим человеком, — добавил он, обращаясь к Блондинке, и кивая на Дунски, — засуньте ее в стоунер.
В хитрости Длинному не откажешь: если обе руки у Дунски будут заняты, он не сможет воспользоваться оружием.
— Здесь ее убивать нельзя, — сказала Блондинка. — Органики допросят всех жильцов здания. Они что-нибудь пронюхают, и тогда у нас появятся сложности…
— Благодарю, — холодно произнес Длинный. — Ее надо будет куда-нибудь унести отсюда, причем я не хочу, чтобы вам это место было известно. Ни одному из вас.
Дунски приподнял Сник, взяв тело за плечи. Какой мягкой и теплой она была. Как скоро тело ее станет твердым и холодным. А затем снова таким, как сейчас — мягким и теплым. А уже потом тела больше не станет — его расчленят на части. Джеймс чувствовал, как немеют его конечности, словно он принимал на себя частицу смерти Сник.
Блондинка ухватила тело за ноги, и они вместе понесли его к стоунеру. Они втолкнули Сник в цилиндр, усадив ее там — тело механически наклонилось вперед. Дунски приподнял ноги Сник и тоже втолкнул их в цилиндр, прижав к груди Сник. Затем он отошел, а Блондинка закрыла дверцу. Длинный включил регулятор мощности и проследил за тем, как движок через несколько секунд снова вернулся в прежнее положение.
— Все свободны, — сказал Длинный. — Можете возвращаться к своим обычным занятиям. Когда вы понадобитесь, мы установим с вами контакт.
Блондинка заплакала, а на лице Длинного появилось недовольное выражение. Дунски потрепал ее по плечу: