Репп, конечно, проиграл, однако он все-таки испытал некоторое удовлетворение, доведя Бакаффу чуть ли не до слез. Ну ничего, пусть отрабатывает свою зарплату — не зря же ему платят еще и как правительственному информатору.
В десять минут второго во время съемок третьей сцены произошло непредвиденное: нога главного героя вдруг сжалась на экране, укоротившись чуть ли не вдвое — сломался голографический проектор. Техники пытались обнаружить причину, но ничего не получилось, поскольку аппаратура для выявления неисправностей сама в этот момент внезапно отказала.
— Прекрасно, — сказал Репп. — До обеда осталось всего двадцать минут. Можно поесть и сейчас. Надеюсь, когда мы вернемся, технику уже приведут в порядок.
Перекусив, он вышел в широкий коридор первого этажа, где находился буфет. Солнце, беспрепятственно бьющее через огромные — от пола до потолка — окна, блестело на его ковбойском костюме, а каблуки весело постукивали по каменному полу. Многие узнавали его, а некоторые даже останавливали, чтобы взять автограф. Он послушно повторял в их магнитофоны свое имя и идентификационный номер, добавлял пару слов о том, как он рад их видеть и шел дальше. Случился с ним и один довольно неожиданный, хотя и не совсем неприятный инцидент. Какая-то красивая молодая женщина не на шутку пристала к нему, умоляя увести ее на его квартиру или пойти к ней, где по ее словам, он мог проделать с ней все, что его душе угодно. Он элегантно пытался охладить ее пыл, но когда женщина, упав на колени, обхватила его руками, не оставалось ничего другого, как подозвать органиков.
— Никаких претензий, — сказал он. — Только проследите, чтобы она не мешала нам работать.
— Я люблю тебя, Уайт! — кричал женщина ему вслед. — Оседлай меня, как пони! Выстрели в меня, как револьвер!
Покраснев от смущения, но не в силах скрыть самодовольную улыбку. Репп вошел в лифт. «Господи Иисусе!» — пробормотал он себе под нос.
Поскольку, расставаясь, они с женой обещали друг другу вести себя целомудренно, он ни разу за время ее экспедиции в Чили не спал с женщиной. Однако у него хватало честности признаться себе, что его воздержание не основывалось на возвышенной морали или недостатке желания. Он просто нуждался в отдыхе от секса, требовалось «перезарядить свои батареи». Хотя в каждом дне, кроме Воскресенья, у него была жена, а в Четверг даже не одна, и таким образом имелась неплохая возможность постоянно набираться новых впечатлений, подобно петуху в сельском курятнике, порой его абсолютно не привлекала перспектива новых впечатлений и свежих переживаний. Его гонады исповедуют систему или арифметику, отличную от используемой рассудком.
Чувствуя себя в приподнятом состоянии — страстное желание незнакомки сильно пощекотало его самолюбие, — Репп вошел в свой кабинет и сел за стол. На экранах скопилось довольно много сообщений в его адрес, причем одно — безусловно самое для него важное — от жены Джейн-Джон. Лицо ее лучилось счастьем — в следующую Пятницу она возвращалась домой. Пропустив ее через стоунер, завтра, в Субботу, ее погрузят в самолет, и в тот же день она прибудет в аэропорт Манхэттена. Оттуда дирижабль доставит тело к зданию Башни Тринадцати Принципов. Утром в следующую Пятницу он должен забрать ее. Если Репп не сможет приехать туда в назначенное время, жена возьмет такси.
Джейн-Джон Вилфорд Денпасат была красивой темнокожей женщиной с лишенными пигмента белесыми волосами и прошедшими такую же обработку глазами.
«Работа мне очень нравится, но и она становится утомительной: каждый день меня возят от места раскопок до ближайшей станции со стоунерами за двести миль. И по тебе я ужасно скучаю. Скоро увидимся, хвастун ты мой. Дождаться не могу».
Несмотря на подобное признание, ожидание для нее не было столь уж обременительным. Человек в бессознательном состоянии неспособен мучиться и страдать, он даже нервничать неспособен. Да и он сам, хоть и не будет все это время до следующей Пятницы покоиться в цилиндре, станет другим человеком или, вернее, другими людьми, а потому тоже отдохнет от мыслей о своей сегодняшней жене. Общество Новой Эры несомненно имеет свои недостатки, но и преимуществ у него немало. Контроль и умеренность, зуб за зуб, бери, но и отдавай, утраты и выгоды — вот как можно кратко сформулировать его суть.
Ни один из экранов не показывал ни единого шахматного хода с самого Вторника. Репп почувствовал разочарование: не было хода и сегодня. Он вспомнил Янкева Гриля — Джимми Крикета — и почувствовал искреннее сожаление, что партия их вынужденно прервалась. Где Гриль сейчас? Все еще играет у столика в парке на Площади Вашингтона? Или угодил в тюрьму? Сидит в цилиндре в ожидании суда? Или уже приговорен и подвергнут вечному окаменению?
Все остальные сообщения касались его работы. Самое главное напоминало ему, что вечером он должен в качестве гостя посетить шоу ИЛЛ. К 7:30 надо быть в студии и ровно в 8:00 он выходит в эфир.
Никто из иммеров не пытался установить с ним контакт ни лично, ни через экран. «Это упущение вполне можно считать добрым предзнаменованием», — подумал Репп.
По окончании рабочего дня Репп приехал на такси домой. Попотев на тренажере, он принял душ и легко поужинал. Ровно в 7:25 он прибыл в Здание Башни Тринадцати Принципов и в 7:30 уже был в студии, где его встретил секретарь хозяина шоу. Раса Ирвина Ленина Лундквиста. Попивая кофе, Репп знакомился со списком гостей на экране, перечнем предложенных для обсуждения вопросов и предложениями, адресованными лично ему, — здесь предлагались темы, по которым Репп мог бы высказаться со свойственным ему остроумием.
В 8:40 Репп покинул студию. Выступлением своим он был вполне доволен, хотя несколько замечаний Лундквиста и застали его врасплох. Участие в шоу ИЛЛ (название его образовывали первые буквы имени ведущего — Ирвина Ленина Лундквиста) обеспечивало Реппу еще большую популярность в обществе. Лундквист, по прозвищу Серый Монах — Служитель Разума, мог кому угодно сделать прекрасную рекламу. Он избегал дешевой показухи и предпочитал выбирать для своих программ серьезные, высокоинтеллектуальные темы. Интерьер его студии отличался простотой и призван был воспроизвести средневековую монашескую келью — по крайней мере, в том виде, в каком она представлялась самому Лундквисту. Облаченный в серую робу ведущий сидел за столом, установленным на платформе, более чем на фут возвышающейся над уровнем пола, где устанавливались кресла для гостей. Благодаря этому создавалось впечатление, будто Лундквист подобно средневековому испанскому инквизитору ведет допрос обвиняемых — своих гостей. В этот вечер ведущий обрушил на Реппа целый поток язвительных вопросов и комментариев, однако тот с честью выходил из затруднительных ситуаций, неизменно заставляя зрителей смеяться. Однажды он даже поинтересовался у Лундквиста, когда тот собирается принести дыбу и орудия пыток? Поскольку зрительская аудитория шоу ИЛЛ состояла главным образом из людей сравнительно образованных, по крайней мере тех, кто считал себя таковыми, Репп мог не опасаться, что подобные намеки останутся непонятыми. По этой причине он и подвергал себя насмешкам и оскорблениям, согласившись принять участие в программе. Принимая решение об участии в шоу, Репп рассчитывал проявить себя во всей красе. Особенно важным представлялось ему то обстоятельство, что Лундквист, хотя и относился к своим гостям с очевидным презрением, приглашал только тех, кто по своему интеллектуальному уровню ни в чем ему не уступал.
Лундквист атаковал Реппа под тем предлогом, что у него якобы ветреный и неопределенный характер.