Часть первая. Глава 1
ВНИМАНИЕ!!! Первые главы переписываются, потому при чтение может возникнуть ощущение "винегрета" из-за разницы в стиле написания. Буду заменять старые главы на новые по мере их готовности. Смысл не меняется, только стиль и переход от первого лица к третьему.
Часть первая
Глава 1
Ночка темная над землею стелется да в окошки заглядывает, сны навевает. Уж и звезды по небу рассыпала, лунный блин испекла, да средь звезд и повесила: «Любуйтесь, люди добрые, как я умею». Только не до того людям-то, на постелях своих лежат, сны обещанные разглядывают. День в заботах прошел, вот и закрылись очи, заслужили отдых. На улице тишь стоит, аж комариный писк слыхать, да только не комар то пищит, то девки голосок слышится:
- Ну, где же ты там, пропащая?
- Иду-иду, - шипит вторая, в калитку ужом протискиваясь.
А сама по сторонам, будто вор лихой, оглядывается, соглядатаев ищет. Только нет ведь побегу свидетелей, псы одни на девок таращатся, да лаять не спешат, признали, значится. Взялись подружки за руки да прочь из деревни поспешили. А там лес стоит за околицей, туда и нырнули проказницы. А по тьме-то шагать совсем уж боязно, вот и озираются, вздыхают.
- Ой, и страшно мне, - шепчет та, что осторожней будет. – А ежели мать проснется, не сберечь мне кос тогда. Все повыдергает.
- Авось, сама так бегала, - отмахнулась вторая, побойчее, стало быть, подруженька, - все девки, сказывают, бегают.
- Унка, ты глянь, в лесу-то жуть такая, - причитает все первая. – А вдруг зверь какой, или гад ядовитый? Ой, и боязно мне, ой, и тревожно на душеньке-то.
- Ну и дуреха ты, Эринка, - отмахнулась та, кого Ункой кличут, а сама шага и не убавила. – Зверье от Священной тропы в стороне держится. Заговоренная же.
- А вдруг заговор ослаб? А вдруг…
- Ну и трусиха ты, подруженька! Неужто не любопытно судьбу свою узнать, да на суженного глянуть? А вдруг косой, да рябой, а ты уж и знаешь, сговору сбыться не дашь. Глядишь, кто получше-то и найдется.
- О-ох, - вздохнула Эринка и за подружкой еще дальше полезла.
А как забрались поглубже в лес, так и вовсе перепугались. Вроде тот лес, да чужим уже кажется. И ветер завыл сильней, и холодом повеяло, и тьма липким слизнем по коже поползла, еще больше страх нагоняя. А как вскрикнула где-то птица ночная, так девки и обмерли. Друг к дружке прижались, дрожат, с места сойти не смеют. А деревья-то древние листвой шумят, скрипят стволами, душу выматывают. Тут и бойкая Унка притихла, решимость свою растеряла:
- Ой, жуть-то какая.
- Вернемся? – спросила Эринка, с надеждой на подружку глядя.
- Очумела ты верно? – передернула Унка плечами, словно от страха отряхнулась. – Не для того из дома бежали, чтобы сейчас назад возвращаться. Если выпорют, так хоть за дело пострадаем. Идем, вот тебе сказ мой.
- Да куда идти-то? Не видать ничего!
- У меня светынь-трава есть, у батьки своего стащила, - сказала подруга бойкая. – Сейчас и углядим дорожку-то.
Стоит Эринка, шелохнуться не смеет, только ойкнула, как подруга руку ее выпустила. Вцепилась Унке в плечи, та и взвизгнула, слово бранное сказала, сама над ним и похихикала, а после уж строго велела:
- Не щекочи. Чуть пучок не выронила.
- Боязно, - жалуется Эринка, за Унку цепляясь, а та ворчит:
- Погоди ты, малахольная, а то слова все нужные позабуду, - а потом и зашептала заговор, что от батьки своего слышала:
Ты зажгись трава,
вспыхни, как заря,
путь нам освети,
тьму и мрак сгони.
А как засветился пучок, так и страх у девок отступил. Стоят, с любопытством озираются, за сиянием светынь-травы взглядом следуют. Вот и корни приметны стали, что под ноги подругам готовы кинуться, и кусты смоляники-ягоды, цветами по весне покрытые. А там взоры и до пня трухлявого добрались. Стоит пень на рожу поганую похожий. И глаза у него есть, пустотой черной зияют, и нос сучком обломанным тянется, и мох, как зеленые волосья, макушку прикрыл. И забавный вроде пень, да только охнула Унка, затрясла подругу. Пальцем указывает, а сама шипит сдавленно:
- Эринка, а глазюки-то у пня светятся!
- Где? – охнула трусиха, а сама жмурится, не увидеть бы только. Да только не дала ей подружка спрятаться, опять затрясла, пока Эринка глаза не открыла:
- Да вон, окаянный, подмигивает!
- Ох, ты ж, Арида-заступница, - задохнулась Эринка, на огонек в одной трухлявой глазнице глядючи. То зажжется он, то погаснет, будто и впрямь пень подмигивает. – Никак Темный Дух по души наши пожаловал?