- А ты что скажешь, Матушка? Дашь ли взглянуть?
Не спешит открыться око, черным камнем холодным на Эрин смотрит. Поклонилась жрица, да руки вверх подняла, к богине взывая:
- Дозволь глазами твоими смотреть, Матушка, - в ладоши и хлопнула…
Черный камень и сверкнул всполохом зеленым, открылось око. А как сияние истаяло, Эрин и огляделась. Стоит она посередь стана вражьего. На горе невысокой шатер царский, да только не шатер жрице глянулся. Увидала она чуть подалее воина статного. А на плече его ворон сидит, вместе с хозяином вдаль смотрит. Направилась к ним жрица старшая. Идет спину широкую разглядывает, да только кажется ей, будто дымка черная пред очами стелется, смотреть мешает. Так и хочется ладонью смахнуть, да нет сейчас силы на это. Вот и приходится глаза щурить.
А как за спиной-то воина встала, так к Ариде и воззвала:
- Помоги, Матушка, чернь проклятую хоть на мгновение убери.
Тут пелена и колыхнулась, будто ветром повеяло. Глядит жрица старшая, ворон к ней обернулся, глазом моргнул, да и взлетел с карканьем. Воин вслед за ним голову поднял, за птицей своей смотрит.
- Обернись, - говорит Эрин голосом строгим.
Воин и вздрогнул. После стал оборачиваться, да тут туман черный и сошелся, от взора жрицы лик вражий скрыв, только прядь белую увидеть и успела. Верно, стало быть, шепчутся. Будто шельму боги пометили. И ворон есть, вон, над горой кружит. Хотела уж уйти Эрин, как руку воин взметнул, да и сжал запястье жрицино. Вроде губами шевельнул, да только не услыхала Эрин, сама туманом озерным развеялась. Стало быть, время, что богиня отмерила, кончилось.
Стоит в зале каменном пред оком потухшим, на руку смотрит. Пустое уж запястье, а ей всё тепло чужое чудится. Сухая рука в воина, крепкая, да от мозолей ратных шершавая. Сильно сжал, да больно не сделал, меру, стало быть, знает. Зазря не навредит. И ворон его на жрицу не кинулся, да и не дух он – птица простая.
- Болтают попусту, - ворчит жрица старшая. – Так слухов и слушайся.
И ворон обычный, и воин простой. Простой да не очень. Не от него чернь шла мерзкая, значит, и он в подчинении. Опутан был властью чужой, словно саваном погребальным, лишь Матушка волю темную на миг ослабила, просьбу услышав. Ладони потерла Эрин, пока думу думала, да к двери высокой, что из залы вела, и направилась.
- Идешь ли, сестрица старшая? – жрица другая спрашивает. – Народ уж собрался, стоит в волнении.
- Иду, - отвечает Эрин, а сама всё думает.
Дух озерный не открылся, да и Арида лишь издали взглянуть позволила. То ли жрицу свою открыть не хотела, то ли от нее чего спрятала.
- О чем, сестрица, задумалась? Чего явила Матушка?
- Явила Заступница, да только тайн не убавилось. Одно знаю в точности – человек обычный Меченый. А коль обычный, то и смерть, как все, принять может. Лишь волей черной опутан, она его и закрывает. Коль пробить сумею, одним врагом меньше станет.
- Убьешь, - говорит жрица младшая.
- Придет час, узнаем.
Так и вышли к людям, беседуя. А как народ примолк, так и жрицы замолчали. Вышла вперед Эрин, взглядом селян обвела, сына отыскивая. Стоит Арн, на мать смотрит, и Михай с ним со Стигнардом. Улыбнулась старшая отроку, вот, он, отрада материнская. Один у нее остался, родней никого уж не будет. Для него возродилась, для него жрицей стала, для него и к врагу жестокому отправится.
- Вы услышьте меня, люди добрые! - так свою речь повела сестрица старшая. – Пришла на землю наша беда, какой еще не было. Лихо черное по души наши наведалось, на веру правую рот раззявила. Новой верой царь их прикрывается, бога своего за место наших поставить хочет. Духа Черного за Пресветлого выдать желает, да только вера его больно ересью мерзкой кажется, по отступникам знакомой. Давно уж Нечистый на души людские зарится, давно заместо богов великих себя поставить хочет. Вот и нашел себе слугу верного, его руками кровь льет безвинную. Жиреет пес проклятый, как комар болотный. Да только не сдадимся мы Нечистому и прислужнику его верному, бой страшный примем! А коль за дело мы правое, то и боги в помощи не откажут.
- Так ведь не первые жрецы уж ему поперек встают, да только всё больше земли чистой нечистой становится, - говорит дед старый, беззубым ртом шамкая.
- Верно! – тетка толстая вторит. – Гибнут воины наши, храмы рушатся, куда боги великие смотрят?
Загалдел народ, с дедом соглашаясь. Слушает их Эрин, головой качает.
- В том и слабость ваша, - говорит она, - что нет в душе веры твердой. Сомнение каждое Духу Черному в помощь. А коли сами богам не верите, как им в вам поверить? Обряды блюдете, дары несете Матушке, да только чуть горюшко, так на богиню пеняете, будто она ответ за все беды людские держит. Ветром крышу сорвало – Горот не доглядел. Колесо полетело – Вест напакостил, деньги у раззявы на базаре украли – Даг позволил. А коль лето засушливое, да всходы погибли, так вовсе Духов во всём обвиняете. А как черным злом повеяло, так в силу его без сомнения верите. Вот и выходит, что сами от богов отвернулись, в Нечистого исподволь призываете. А коль в душе вы отступники, так как богам вас услышать?