- Вот был бы рядом батюшка, так бы меня не лупили. Не позволил бы родимый дитя свое за ухи дергать, да оплеухами сыпать. А вот него, вы и бесчинствуете, слов моих слушать не хотите.
А как сказал, так и опомнился. Тоской глаза Эрин затянуло, да всхлип протяжный из груди вырвался. Отвернулась от сына, прочь отошла. А Михай третью отмерил затрещину, головой покачал укоризненно. Нашел, чем мать бить. Ни на денечек ведь мужа не забыла, каждое утро за здравие его молится, да с именем его спать ложится. Не угасла в сердце любовь пламенная, не прошла тоска по другу сердечному. Один был у Эрин мужик, один и остался. И кто б вслед не глядел, да не говорил слова ласкового, никого больше не видела. Сыном одним жила, им и дышала.
Подошел Арн к матери, всем телом к ней прижался, руками обнял, да и зажмурился, слезы повинные останавливая.
- Ты прости меня, родимая. Опять язык мелет мельницей, наперед ума думает. Велишь уйти сквозь врата, так ведь и спорить не стану. Только за тебя мне боязно. Как же тебя, любимую мою без пригляда оставлю? Изведется же душенька, исстрадается. Как там матушка моя, что делает? Да живая ль еще? Не плачь, родимая. От страху я мелю и от дурости. Я ведь вырасту, умней стану, веришь ли, милая?
Обняла его Эрин, волосы взлохматила, да и улыбнулась сыну единственному:
- Верю, Арн, кому ж мне, как не тебе, кровинушка, верить? Отцу твоему верила, и в тебе сомневаться не стану. А за меня бояться не следует. Не простая мать твоя. Придет время, всё поведаю. Не убьет меня меч острый, да стрела быстрая не пронзит, коль сама не пожелаю. Есть у меня в том помощнички. А ты, коль взглянуть на меня захочешь, подойди к озеру, да попроси его. Вода-то черная и станет зеркалом. Глядишь, так и тебе спокойней будет. Да только в час битвы себя от глаз твоих скрою, чтоб не пугался зазря. А так, гляди на мать, любуйся.
- Простила ль, матушка?
- Простила, родненький. Да и не злилась я, горько только.
Тут и Михай к ним подошел, обнял обоих, и его мать с сыном обняли. Так и стоят втроем, друг к другу прижавшись. Давно уж одной семьей сделались, давно друг за друга горой стоят.
- И ты прости меня, Эрин, что перечить осмелился, - винится Михай. – Правда твоя, пресветлая, кто ж за меня народу опорой станет? Один из них толк в походной жизни знаю, один их пристроить могу да совет верный дать. Да и Арнарду пригляд твердый нужен. Бойче отца с матерью растет, от обоих удали набрался. Как откроешь врата, так и уйдем со всеми, чтоб душенька твоя была спокойна. А мы уж словом честным к богам взывать станем, просить тебе помощи.
- И меня, дядька, прости, - отозвался Арнард. – Не пень ты трухлявый, ого-го еще мужик, вон, как знатно оплеухами сыплешь, до сих пор в голове звон стоит, ум взбалтывает. Так, глядишь, и вовсе на место встанет, наперед языка думать будет.
Слушает их Эрин, от души улыбается.
- Тогда уж и вы оба меня простите, что одних отправляю. Да только куда ж уйти жрице старшей? Сестер не оставишь, храм без пригляду не бросишь. Я Ариде верность свою обещала, и слово мое крепкое. А как минует беда, так снова и свидимся.
- Твое слово крепкое, - сын отвечает. – Сказала – свидимся, так оно и будет.
- Так и будет, - эхом Михай откликнулся, а Стигнард кивнул, молча.
А как вечерняя зорька на землю шагнула, так врата незримые жрица страшная и раскрыла, народ подоспевший пропуская. И сельчане стоят уж в очереди, и горожане за ними, и из деревень окрестных. Кто телеги привел, скарбом полные, так их и бросили, только лошадей выпрягли. Эрин слову верная, только людей одних пропускает. Хоть и молят слезно, да как же позволишь, коль другим запретила. Вот и идут люди, слезы утирают.
- О детях думайте, да о жизни вашей, про хлам потом страдать станете.
Уж Круг Озерный даст беглецами пристанище, а больше и не надобно. Вот и шлет Эрин вслед свое благословение, да двух жриц вдогонку, чтоб защитой людям и Михаю подмогой были. Последним Арн с дядькой к вратам подошел. К матери на шею бросился, со всей силы прижался, лбом в грудь уткнулся. Стоит малец, слезы скрыть пытается.
- Ты береги себя, матушка. Жизни мне без тебя не надобно.
- Мне твоя жизнь надобна, - мать отвечает. – А чтоб ты жил, и я жить останусь.
Вскинул на нее глаза Арнард:
- Гляди ж теперь, обещала!
- Обещала, - отвечает Эрин.
Сына в щеки расцеловала, по волосам погладила, да Михая обняла:
- Береги сына, Михай, как душу свою береги. И себя береги, друг верный.
- Сберегу, княгинюшка, - шепчет ей первак бывший. – А ты на рожон-то попусту не лезь. Помни науку мою, всё, чего советовал. Мечом махать знатно можешь, только про голову не забывай. Без нее меч, что дубина грубая.