- То твой бог поганый, Меченый! Зло людям несешь, веру мерзкую навязываешь!
Рассмеялся тут Арнард невесело, да в лицо ей и высказал:
- Я в богов не верую. Ни в черных, ни в белых, ни в цветных в горошек. Плевать мне на бога Алвора, я царю служу верно.
- Без веры живешь, стало быть?
- Не твоего ума дело, жрице. Ни тебе о моей душе заботиться.
Сказал так Эрин Арнард, да вперед подтолкнул. А она уж и гнев позабыла, послушно назад воротилась, да сама думу новую думает. Значит, и вправду муж ее веру отринул, душа без того, как сосуд пустой, что хочешь в него вкладывай. Вот и вложил в нее Алвор послушание. Одно лишь радует – от веры своей отказался, а чужую так и не принял. Выходит, не продался Арнард богу черному, не стал слугой поганого.
А как к ворону с конем вдвоем вернулись, так одеждой опять в жрицу и кинул Меченый.
- Опять сбежать надумаешь, силком сам одену.
- Отвернись, сделай милость, - просит Эрин, да Арнард теперь усмехается:
- Один раз уж сделал, побегать пришлось. Теперь под приглядом раздеваться станешь. Не хотела по-доброму, по-злому будет.
Отвыкла уж Эрин при мужиках-то одежку сбрасывать, да, чай, не чужой мужик стоит, муж родимый. Губы сердито поджала, да раздеваться и принялась. Рубаху кольчужную скинула, а там и до исподнего дошла. А как на князя глянула, так румянцем и залилась. Руками прикрылась, да сказала ворчливо:
- Что глаза бесстыжие пялишь? Коли баб навидался, то и таращиться нечего.
- Так ты сама-то не красуйся, я и пялиться не стану, - хмыкает Арнард. – Платье надевай.
- Вот охальник несносный!
Охнула Эрин, да за платье сердито схватилась. Надела споро, за тканью грубой спряталась. Затянула на груди шнуровку жрица, под платье око Матушки спрятала. Нахмурился Меченый, с места сошел. Подошел к жрице старшей, шнуровку снова распустил. Застыла Эрин, вздохнула коротко, да вновь румянцем залилась. Вроде и на срамное воин глядит, да только и не такое он там видел. Теперь уж вздохнула взволнованно. Да только нет сейчас пресветлому дел до срамного. Оберег с шеи жены свои снял да в кусты закинул.
- Что творишь, негодный?! – Эрин вскрикнула, хотела уж к кустам броситься, да князь за локоть схватил.
- Почует оберег твой Алвор, худо выйдет. И я защитить не сумею. Не жрица ты отныне – баба простая, о том помни. На дороге встретились, вот и глянулась, с собой забрать решил. Так великому и скажешь, коль спросить пожелает. А так в шатре моем жить будешь, не тронет никто. Царь со мной ругаться зазря не станет, из шатра не заберет. Да еще и дело доброе сделаешь, от подарка его докучливого меня избавишь. Всё ль запомнила?
Теперь уж вроде и деваться некуда. Знают все, что сила жриц Аридиных в оберегах их. Кивает Эрин, а сама довольная. И ревность всколыхнулась удачно, вроде не покладисто в плен к врагам еде, даже сбежать пыталась. А без оберега теперь баба обычная… пока мечи в руки не возьмет. Да только они Эрин пока без надобности. А то, что есть у ней еще Круг Озерный, так пусть тайной останется. Этого Алвору ни за что не прознать.
- Опять побежишь, лишу сознания, - обещает князюшка. – Веревками опутаю, уж послушней будешь.
На коня забрался и Эрин руку протянул.
- Супостат проклятый, - гордо жрица ответила, а сама руку и дала, на коня чтоб забраться.
- Какой есть, а жить теперь вместе станем, - усмехнулся Арнард да поводья и тронул.
Ох, и сладкие слова сказал, да горько услышались. Жить-то вместе будут, да соседствовать просто. Не прижмет к себе Эрин пресветлый, домой воротясь, к устам сладким не прижмется, тоску чуя. Да и то пока ладно. И с этим справиться жрицу сумеет. Из мертвых восстала, а уж мужа живого на дорожку-то к дому развернет. Хоть из кожи, как из платья лезть придется, а всё одно подход нужный сыщет. На том Эрин и уверилась.
Везет Арнард бабу плененную, к себе спиной прижал, сам на маковку ореховую поглядывает. И чудится ему, будто вез уже также, вот так точно на макушку девичью глядел, да запах волос ее вдыхал. А волосы-то лесом да травами пахнут, словно дом родной. Вот и кажется князюшке, что и это с ним было. Будто вез куда-то девку синеглазую, да прийти к ней обещался. А было ль то, ил всё чары наведенные, понять не может.
Глядит, впереди Михай летит, дорогу к стану царскому указывает, так и вспомнились слова самим им сказанные: «Дорогу показывай, проводим девицу». А вслух другое спросил, да только и те слова из памяти были:
- Как звать тебя?
- Эрин прозвали, - ответила жрица да назад и вывернулась.
- Эринка, стало быть… - будто эхом князь прошептал, да тут и выругался: - Что творишь со мной, ведьма Аридина? Что за чары на меня напускаешь?
Обиделась жрица, взглядом полыхнул, как пламенем жгучим: