- Странно это, - говорит. – В темницу кинули, а оружие оставили, да бежать никто не мешал. Одна охранница и та без оружия. А до того туман в лесу, да жрица одинокая супротив стояла, убить хотела, да не стала. И ворон мой, что мертвым к ногам упал, потом живым живехонек с тобой вернулся.
- Только сейчас додумался? – усмехнулась Эрин.
- И вчера думал, да смятение душу полнило. И сейчас полнит, только сразу смекнул, не с проста себя пленить позволила, для вида противилась. А я в спешке поддался, да пока к стану ехали, понимать начал. Вот и думал, что видения ты насылаешь. Хотел узнать, что дальше будет.
- А сейчас не думаешь?
- И сейчас думаю, да только видения памятью моей становятся. Не чужие, сердце на них откликается. Будто сон тяжелый сбрасываю. А вот тебе почто я сдался? Или царя через меня погубить намерилась? Так ведь зря это, против клятвы своей не пойду. Ворожба не поможет. Хоть и тянет к тебе, а супротив воли своей не пойду.
- А царю не сказал о подозрениях, коль он меня следить за тобой приноравливал, да смертью лютой за противление грозился. И от себя гнать не спешишь.
- Не спешу, - князь отвечает. – Ты рядом, и мне спокойно. Коль и ворожба, то добрая, а я уж давно от добра чужого не грелся. То с верой собачьей смотрят, то со страхом взирают, а то и с ненавистью в спину плюют. А те, что в любви уверяют, на поклон к царю бегают, да всё, что промеж нас было, сказывают. Такой любви мне не надобно.
Подошла к нему Эрин, руки на грудь положила, да в глаза заглядывает.
- Утаи от царя, что вспомнить случилось, и я слова лишнего не скажу. Человек без памяти, что дом сожженный. Нет прошлого, нет и будущего, одним настоящим жить приходится. Ни горестей нет, ни надежды светлой. Тогда жизнь людская полная, когда строится из бревнышек. Одно к одному складывается, да дом целый и вырастает. А в нем и печалям есть место, и радостям. А ты пустой сейчас, Арнард, пепелище одно. Дай душе возродиться, да светом наполнится. Глядишь, и то, чего раньше не видел, узришь.
Глядит на жрицу князюшка, опять прижать к себе хочет, да руки прочь убрал, а сам и спрашивает:
- Так нужна ль мне память, жрица? Коли забыл чего, так на то нужда, может, подвигла? Так зачем мне помнить то, что не хочется? Пойду к Алвору, настоя его выпью, и опять спокойно спать стану, снов страшных не видя, и от чар твоих избавлюсь.
- Да не чары то, Арнард, то жизнь твоя, - ответила Эрин и вздохнула тяжко.
Как к упрямцу пробиться? Как душу пропащую вернуть? Только словом верным, да делом добрым, а еще терпением. Вот и набралась она терпения. А он к жене подошел, за плечи взял, да к макушке щекой прижался. Глаза закрыл да запах леса полной грудью вдыхает. И спокойно Арнарду становится, и на душе легко. Взял бы Эрин за руку, за собой увел, и забыл о войне кровавой да о царе-благодетеле, что от сечи лютой вздохнуть не дает, все дальше гонит. Тут и понял пресветлый, что устал уж он воевать, что иного сердцу надобно, о покое просит.
- Готов ли, Арнард?
Глаза открыл, а в шатер Алвор заглядывает. Вот и отступил от Эрин, государю поклонился.
- Готов, царь великий.
- За бабу свою не волнуйся, сам пригляжу, - царь обещает, да только сердце Арнарда вдруг тревогой черной сжало. Вот и ответил Алвору, как раньше не говорил:
- Того не надобно. С собой возьму.
- На сечу возьмешь? – царь удивился. – Неужто бабу под мечи поставишь?
- Под мечи не поставлю, - ответил князюшка. – А что с ней делать, сам разберусь.
Усмехнулся Алвор, по Эрин взглядом скользнул, да из шатра вышел. А как ушел царь, так Арнард к жрице обернулся. Глядит, губы кусает, думает. А как надумал, так и сказал ей:
- Отпущу я тебя. Как от стана отъедем, так вольной считать себя можешь. Куда хочешь, скройся, только подалее от меня держись и от Алвора, тем паче.
- А коли останусь? – Эрин спрашивает.
- Сам гнать стану, - Арнард ей отвечает. – Коль придется, то конями погоню, но в стан ты больше не вернешься, на глаза царю не покажешься. Не верю я, что трогать не станет, а мне смерти твоей не надобно. Уходи, колдовка, да назад дорогу позабудь. Хочешь, за душу мою пропащую богине своей молись, может тебя и послушается. А я, что должно, делать стану.
Покачала головой жрица, сама князюшку обняла да к груди прижалась. Отпускать не хочется, да удержать-то, против воли не удержишь. Ежели снова пленит, осерчает Арнард, против нее гневом наполнится. Пусть уж своим чередом всё идет. Глядишь, очнется муж любимый, а она рядом останется. Пусть незримой ему, а под приглядом держать будет. Есть на то у ней умения. Вот и не стала спорить Эрин.
- Как скажешь, Арнард, так и сделаю. И Ариде молиться буду, и свечу для тебя зажгу, как велят обычаи.