Да одной побыть не позволили. Только с крыльца спустилась, как дверь открылась сызнова. Под шагами тяжелыми ступени скрипнули. Широкие ладони на плечи легли, с места сойти не дают.
- Не люб я тебе, Эринушка, - Тилис это вышел. – Да только ты мне по сердцу. Да в мою сторону и не глянула ни разочка, вот и не лез, чтоб счастью твоему не мешаться. Думал, кто по нраву сыщется. А вон ведь как вышло. Идет времечко, а ты в девках сидишь. Решился, стало быть. Теперь уж не выпущу. За клятву прости, да так мне спокойнее.
- Так ведь нет на меня иных охотников, никто в жены взять не торопится, - отвечает Эринка, а голос собственный хрипом в горле отдался, авось, уговорит жениха нежданного.
- Сейчас нет, а завтра появятся. – Упрямится Тилис. – Ты не бойся, обижать не стану. Всё для тебя сделаю. Беречь, да лелеять буду. А там, глядишь, привыкнешь и отзовется душа твоя, к моей потянется. Я с виду, наверное, страшный. Пугаю тебя. Ты, вон, какая. Как тростиночка, даже притронуться боязно.
- Зачем тогда трогаешь?
- Чтоб не сбежала, чтоб выслушала. На дары, вон, не взглянула, а я серьги в городе купил, камни, как глаза твои синие. Чистые, красивые. – Да и развернул вдруг Эринку, взглядом горящим по лицу скользнул. – Губы, как спелые ягоды, так их сладости отведать хочется.
- Не муж ты мне еще, - задохнулась девка, да прочь отпрянула.
- Сговоренный я твой, Эринушка, жених. Ни ты, ни я уже передумать не сможет. Быть нашей свадьбе.
Глядит Эринка, а он одержимый будто. Глаза огнем горят, голос хриплый, грудь широкая вздымается часто, и смотрит, смотрит, смотрит…
- Не вздумай, Тиль! – испуганно вскрикнула, оттолкнуть хотела, да сил не хватило. Как медведь, сын кузнецов, и ручищи, что лапы крепкие.
- Моя теперь, - будто не слышит парень. К губам девичьим прижался, только охнуть Эринка успела. Да и отпустил почти сразу. – Не бойся, трогать до свадьбы не стану. Давно мечтал, вот и попробовал. И на вкус, как сладкая ягода. Так и думалось.
Открыла было рот Эринка, хотела осадить охальника. Чай, не муж еще, лишь жених сговоренный. Да тут и подумалось ей, чем на Тиля кидаться, не лучше ль лаской да словом добром до него достучаться, чтоб решение свое изменил, да от клятвы отказался. Вот и подступила к нему, да на грудь широкую ладони уложила. В глаза заглянула с надеждой тайной:
- Не надо клятвы, Тиль. Куда ж я денусь теперича? Пусть так остается, уж был сговор...
- Приглянулся кто? – Тилис нахмурился. – Или совсем я противен тебе? – И снова в ручищах сжал, к лицу склонился и сказал горячо: - Давал я тебе мужа по сердцу найти, не хотел неволить. Теперь уж поздно. Не откажусь, не жди. Быть клятве.
После руки разжал, развернулся и в дом ушел, а Эринка одна осталась. Теперь уже слез не стала сдерживать. Спряталась среди яблонь цветущих и просидела там, пока сваты не ушли, да матушка из дома не вышла. Остановилась Лета, руки в бока уперла и головой покачала:
- Дуреха, - с укоризной сказала: - И что слезы льешь попусту? Ладно б дружок сердечный был, да за другого замуж отдали. Так ведь никого. Вот и выходит, что страданье твое пустое. Жених-то неплох. Кузнецу завсегда работа найдется, и на тебя наглядеться не может. Не обидит он тебя, ласковым теленком ходит следом станет, а там и сама душой потянешься. И время тебе дал Тилис, чтоб привыкнуть к нему успела. Хороший он, добрый. Даром что с виду грозен, а как на тебя поглядит, что твой ягненок. Уж я-то за ним следила.
- Это я ягненок пред ним, матушка, - дочка ответила. – Как взгляд его поймаю, словно волк на овцу смотрит, будто сожрать не терпится.
Рассмеялась матушка, а девка насупилась. Чего смешного сказала?
- Парень уже давно не юнец, а ты для него, что кусочек лакомый. Когда жар-то мужнин познаешь, иначе запоешь, сама такому взгляду порадуешься. А как остывать начнет, еще и вспоминать с тоской станешь. Радуйся, дочка, хорошо судьба твоя складывается. – Затем смеяться перестала и строго взглянула: - И дурить не вздумай. Клятву на вечерней зорьке отец даст. Коли чего учудишь, худо всем нам будет, и сестрам твоим, и деткам малым. Всем, в ком кровь есть наша. Сродникам далеким и близким. Помни о том, Эринка.
Ушла матушка, а девка несчастная на ноги вскочила. Хотела уж к Тилю бежать, в ногах валяться, да одумалась. Глаза его вспомнила, слова, что сказать успел, головой и поникла. Не отступится сын кузнецов. Коль давно к ней тянется, да посвататься решился – не отпустит. Вот и спросила у яблоньки:
- А делать-то что?
Яблоня в ответ ветвями пошуршала, вот и весь сказ. Снова присела Эринка, задумалась крепко. Права мамка. Клятва Бавлину священная. Грозный бог Бавлин, он отступников не прощает. Слышала девка истории всякие. Арида, жена его, богиня добрая, заботливая, но молитвы ей да подношения не умилостивят мужа сурового. Никто из богов клятвы, Бавлину данной, не разрушит.