- Ну, коли ненадобно, так и не надобно. И не скажу, так уж и быть, - говорит, а сам на дочь лукаво поглядывает. Она так рот-то и открыла, глядит с возмущением, а отец и рассмеялся в голос. Да так весело, что и Эринка не сдержалась. Потупилась смущенно, улыбку спрятала. Обнял ее батя за плечи, к себе прижал да в щеку поцеловал звонко: - Хитрая ты, Эринка, да только вся хитрость твоя на лице написана. Так знать хочется?
- Очень хочется, - созналась девка. – Мочи нет, батюшка.
- А я думал, дочь у меня ласковая, батюшку своего любит за так, - отец улыбнулся, а Эринке совсем стыдно стало. На плечо ему голову положила и вздохнула протяжно:
- Люблю, батюшка. Больше жизни люблю. А коль обидела, так прости ты меня за ради Заступницы. Ничего мне не сказывай, не обижайся только.
- Не обиделся, Эринушка, - ответил батюшка. – А коли так знать хочется, скажу, тут тайны нет. Горе в доме господина нашего. Сын старший, наследничек, значится, запропастился. Прислужники его искали, даже жрецов о помощи просили, только нет следов-то. Слег князь, за младшим сыном послал. Тот пять дней назад как раз из столицы домой воротился. Вот и приказал он сыскарей лучших созвать. Ункин-то отец – знатный сыскарь, он и Черного Духа под корягой найдет, да на свет вытащит. Как отпустят их, так дома Хал и объявится. Может, уже сегодня вечером, а может и через два дня, кто ж точно скажет. Вот в город приедем, там и послушаем, что народ говорит. Глядишь, больше знать будем. Довольна теперь?
- Довольна, батюшка, - кивнула дочка, да опять об его плечо щекой потерлась.
А вскоре на большой тракт вывернули. Ох, и народу тут тьма-тьмущая, так глаза-то Эринкины и разбежались. На кого глядеть, чему дивиться? Шумно вокруг, пестро. Мужики переругиваются, кони ржут, вол скрипучую повозку тянет. Баба с яркой шалью на плечах заливается, хохочет, а ей из корзинки, что в руках держит, гусь белый вторит. Шею длинную вытянул и гогочет, мальчишку босоногого ущипнуть норовит. Батька ихний на дорогу сплюнул, сыну затрещину отвесил, жену в румяную щеку поцеловал, а гусь сам притих, будто и не лез драться. И пошло семейство, подбородки гордо задравши.
Голова уж кругом идет. Непривычная девка к кутерьме этой. То направо глядит, да слева забаву пропускает. То налево, а справа уж любопытное прошло, вот и крутится, что твой флюгер. А как иначе? Потом Унке всё подробно доложить надобно. И ведь еще и в город не въехали, а уже памяти не хватает, чтоб упомнить всё. На обоз купеческий загляделась, что товары вез, душеньку бедную всколыхнул, об Арне моем напомнил.
Загляделась, завздыхала, да и не заметила, что из города воины едут, плетьми по спинам охаживают, кто с дороги сам не убрался. Батька конька пегого по краю дороги направил, вот и не коснулись плети ратников, ни его, ни Эринки-раззявы. А как воины приблизились, так отец с телеги и спрыгнул, да дочь за собой потащил. По затылку шлепнул, девка пополам и согнулась. Глядит Эринка исподлобья, ноги лошадиные мимо топают. Кто в седле сидит, не видать, а выше головы не поднимешь, батькина ладонь на затылок давит. Вот и стояли согнувшись, пока всадники не проехали. А как выпрямились, так Эринка сразу вслед поглядела, да только лошадиные хвосты увидала.
- Князь молодой с дружиной своей поехал, - сказал Верет и опять на возок забирался. – Спешили, видать, дело важное.
- И не поглядела я на господина-то, - жалуется девка. – И на воинов не подивилась, что теперь Унке рассказывать?
- Тут, дочка, или плетью, или с почтением, - усмехнулся батька. – А что подруге рассказать, еще до вечера насобираешь лукошко полное. Глаза только шире растопыривай. Н-но, - коняжке причмокнул, - пошла, немочь кривоногая!
Фыркнул конь, усмехнулся будто, да и потянул возок, а Эринка опять по сторонам головой завертела. Не удалось на князя-то настоящего поглядеть, так на простой люд полюбуется, за него плетьми по спине не охаживают и денег не берут. Пока до ворот доехали, так даже и пресытилась, нагляделась. Притомилась от суеты дорожной. Батьке голову опять на плечо положила и к думам своим вернулась.
Вот зайдет она в храм Аридин, а что спросить и не ведает. С кем о горюшке своем говорить, кому слезы выплакать? И не знает. Была бы Унка рядом, так быстро во всем разобралась. Чтоб тому господину младшему не спалось спокойно, впредь подумает, как отцов из домов выманивать, да дочерей сватовства лишать! Вот сговорили б подружку верную, так вместе б поехали, и забот бы меньше стало. А так Эринка одна-одинешенька, у батьки совета и не спросишь.. Э-эх, горе-горькое. Ну и хорошо, что на князя не смотрела, на рожу-то его бесстыжую не пялилась. Тьфу, на него окаянного. Совсем осерчала страдалица.