- Как почивалось, Эринушка?
Родители промеж собой беседуют, на детей не глядят, только Унка взор тревожный с подруги на Тиля переводит. Хотела смолчать Эринка, да только дурного жених не спросил, вот и ответила, на дорогу глядя:
- Хорошо, Тиль, почивалось.
Вот уж и местечко заветное скоро покажется, там друг сердечный повстречался. А за ним и тракт шумный. Снова кругом удивленье будет. Глядишь, и Тилю не до Эринки станет. На то и надеется страдалица.
- Ладно ли дела в кузнице? – Унка помогать подруге в беседе стала.
- Ладно всё, Уна, - ответил Тилис, да опять на невесту смотрит.
- Здорова ль ты, Эринушка?
- Здорова, Тиль.
Вздохнула девка, к жениху обернулась. А в его глазах опять тоска таится. Тяжелый взгляд, безрадостный. Вот и пожалела Тиля Эринка. Виновен разве, что счастью чужому дорожку перешел? За свое ведь борется. И без того таился сколько, любовь свою прятал. Устыдился девка, что грубой была. Раз уж ей хорошо, пусть и Тилю легче станет. Чай, не к жрецам на обряд едут. Вот и решилась сама спросить:
- Здоровы ль отец твой и матушка?
- Милостью богов, Эринушка, - вроде и кузнец вздохнул свободней.
Так слово за слово беседа и завязалась. Родители промеж себя болтают, а детей слушают. Тут и Унка подруге подмога. Где Эринка смолчит, подружка скажет. Глядь, и Тиль улыбаться стал. Говорит бойко, хмурь исчезла. А как посветлел ликом, так и милей показался. Пригож сын кузнецов, да купец лучше. И с лица краше, и сердцу родней. Назвался бы другом Тилис, приняла б его Эринка, не думая. И веселым быть может, и сметя так, что в ответ улыбнуться хочется. Да как вспомнит девка, что от свадьбы жених не отступится, так улыбка сама на устах меркнет.
Вот и местечко знакомое показалось. Увидала его Эринка, мысли вдаль и умчались. О чем говорят вокруг, не слышит. О своем думает, да улыбку и не сдержала. Вспомнила, как Арн защитой ей был от Михая строгого, как гнал прислужника, да на коне своем потом до дома вез. Ладно на душе измученной. Зажмурилась, будто кошка сытая, да лицо к солнышко подняла, вздохнула радостно. Тут и стихли голоса рядом. Открыла глаза Эринка, да со взглядом Тиля и встретилась. Глядит на нее жених взглядом знакомым. А как со взором невесты встретился, так губы сухие облизал.
- До чего же хороша ты, ненаглядная, - сказал вроде тихо, да для Эринка, будто гром прогремел.
- Обычная, - ворчит девка.
Кузнец головой и мотнул:
- Краше всех, Эринушка. Одна такая.
Тут Лета закашлялась, Тилис и замолчал. Опять нахмурился, да быстро оттаял. Опять беседу повел. Так на тракт и выехали. Да то ли день такой, то ли позже ехали, да только народа совсем мало было. И поглазеть не на что. А за разговором шумным и дорога короче кажется. Вот и не заметили, как к воротам Эльграда подъехали. Только дядька Хал вдруг прикрикнул:
- А ну цыц, горластые!. Горе княжье уважайте. Не шумите в городе.
Глядят, и вправду люди ходят притихшие. Говорят негромко, смеха веселого не слышно. Ну и озерные шуметь не стали. Цокают копыта неспешно, везет кобылка телегу к храму Заступницы. Тиль по сторонам глядит, да сурово ратников княжьи разглядывает. А их, что горох рассыпанный, тьма-тьмущая. Идут по городу, за порядком приглядывают. Чем храм ближе, тем морд наглых больше становится. А там опять озерные в цепь охранную уперлись. Тут и всплеснула руками Эринка. Неужто княжна у алтаря жить решилась?
Остановил телегу Хал, глядит на ратников. Старший их к телеге направился. Осмотрел строго и спрашивает:
- Откуда будете?
- Озерные мы, - отвечает Ункин батька. – Сыскарь я тамошний, Халом кличут. То жена моя с дочкой. И соседи мои. Верет с женой да дочерью, а то жених ейный.
- Звать как?
Подивился Хал, но всех поименно перечислил. Опять глядит ратник пытливо, будто прутом каленый насквозь прожег. А там и махнул рукой:
- Пропускай. Можно.
- А случилось-то чего? – Хал спрашивает.
- Не твоего ума дела, сыскарь. Пускают, вот и радуйся.
Зацокала кобылка, закрутились колеса, покатилась телега дальше. А седоки удивляются, чудеса какие. Обернулись, а других уж не пускают, одни они проехали. Еще больше удивляются, что за почесть такая. А там и додумались. Халу, видать, уважение, что князя Стигнарда найти сумел. Тут Унка нос задрала, вон, батька каков. Жена Хала на Лету глядит горделиво, а мать Эринка и вздохнула завистливо. Верет только хмыкнул, да рукой махнул. Ему завидовать нечему, каждому своя судьба дарована. А Эринка и вовсе о том не думает, у нее свои тягости. Думает, девка, как со жрицами заговорить, да о беде поведать. И то ладно, что невесты одни дары несут. Ни женихов рядом нет, ни сродников.