- А ты, Эринушка?
- На край света пойду за тобой, только не погуби душу чистую. Не топчи цветок хрупкий, для тебя распустившийся.
- Сберегу, от всех бед собой закрою.
Ладонями по волосам моим водит, гладит. На лицо спустился, по щекам провел, губы тронул, дыхание затаила. После склонился ко мне и целовать стал. Уста сладкие по лицу, словно мотыльки порхают, нигде не задержатся. А как до губ добрался, так и застыл, позволения ожидая. И опять сама потянулась, нет удержу, так манит меня пресветлый мой. Глаза закрыла, глядеть боязно. Рассмеялся Арнард, легко да радостно.
- Чудо мое, птичка-невеличка.
А как поцеловал, так и зашлось сердечко, не сравнить с поцелуями кузнецовыми, украденными. И стыдно, и сладко. Целуй меня, друг сердечный, хоть дыхание всё выпей до капельки, не жаль для тебя. Я и помереть в руках твоих готова, не оставь только, не нарушь слова сказанного. А как отступил, так холодом и повеяло, крепче обняла, отпустить испугалась. А князь и сам уходить не хочет. За руку взял, и пошли мы от дороги подальше, от всех спрятались.
На полянку вышли, тут и сели в теньке. Растянулся Арнард на траве зеленой, голову на колени мне положил, а мне и не надо большего. Волосы его перебираю, нарадоваться не могу. А прядки шелком чистым скользят между пальцами, рук убирать не хочется. Князь, как кот сытый, жмурится. Хорошо ему, и мне ладно.
- Забрать тебя с собой хочется, - говорит. – Увез бы, своей прилюдно назвал, хватит уже прятаться.
- Так ведь погонят меня из дворца твоего, ворота городские закроют и пускать запретят.
Потемнел ликом мой князь, сел рядом, задумался.
- Когда свадьба назначена? – спрашивает, на меня не смотрит. Травинку сорвал да в пальцах ее покручивает.
- Осенью свадьба, - говорю.
- Хорошо, - отвечает, - время есть.
- Тебе кое-чего знать надобно…
Развернулся ко мне милый мой, в глаза заглянул пытливо, а я и замолчала. Сама ведь точно не знаю, по словам жрицы догадываюсь, но таиться от пресветлого больше не хочется. Обиду одну простил, вторую не забудет.
- Что, Эринушка?
- После сговора отец мой и Тилис к камню Бавлина ездили, клятву взаимную давали. Боится Тиль, что не достанусь ему, вот и решил право свое через клятву отстоять.
- Чтоб Черный Дух жениха твоего задрал! – воскликнул князь с яростью и на ноги поднялся. – Клятва! Да что б… - осекся и на меня поглядел взглядом шальным. На колени радом упал, руки мои в ладонях сжал. – Никогда нарочно зла никому не делал, а сейчас готов пойти против своих правил. Говорят, клятву смерть разрушить может…
- Что ты! – ладошку из пальцев сильных вырвала и рот с испугом пресветлому закрыла. – Что говоришь-то такое, любимый мой? Не хочу я счастье через смерть чужую принимать! Как жить-то сможем, коли судьбе нашей начало с чужих костей поведем? Да и не простят боги душегубства вероломного. Ведь любит он…
Убрал от губ своих руку мою Арн, ответил хмуро:
- Только его любовь нашей помеха.
А я опять рот ему закрыла да головой замотала:
- Не дослушал ты. Не принял Бавлин клятву, только нет у меня в том уверенности, догадки одни. Тиль подтвердить отказался, батька не скажет, а как еще правду прознать – не ведаю.
Задумался князь. Ладонь мою поцеловал, снова в руке своей сжал, запястье поглаживает, а у меня и мысли разбегаются. Что не сделает, а мне всё ладно, всё радостно. Хоть до щеки дотронется, хоть косу тяжелую в ладонь возьмет, а хоть и поцелует жарко – от всего таю. Вот она любовь-то какая оказывается.
- Жреца допрошу, - сказал Арна и ликом сразу посветлел. – Мне скажет. Если не принял Бавлин клятвы, не возьму грех на душу.
- Ох, - задохнулась испугано, - ненаглядный мой, не чини ты Тилю зла. Не такой ты, не душегубец, точно знаю.
Пресветлый меня к себе рывком притянул, щекой к макушке прижался. Обнял крепко, не вырваться, а мне того и не хочется.
- Не такой, верно сказала, - отвечает князюшка мой. – Только как о тебе думаю, словно в огне горю. На всё пойду, а не отдам. Чужой любви свою не пожертвую, даже не проси. Если не принял Бавлин клятвы, значит, кузнецово счастье. Не трону.
Отодвинулась, на любимого посмотрела. Лицо у Арна строгое, глядит прямо. Решение принял, не столкнешь, свернуть с пути не заставишь, одно слово – князь. А я и обомлела. Не желаю я Тилю погибели, уж лучше б сам отступился, да другую полюбил, кто откроет ему душу свою. Хоть опять к духу озерному беги, для жениха своего невесту выглядывай, только и без того долг на мне, что еще отдать придется – не ведаю. Уж лучше б жрица права оказалась, да не принял Бавлин клятвы нерушимой. Пусть все живут, пусть всем счастье будет.