Не кивнула, только глаза широко распахнула и гляжу перед собой испуганно. А ежели и вправду князя поломает? Силен и ловок Арнард, да Тилис посильней будет. Коли признает князя, так отступится, а коли ярость глаза закроет?
- Не шучу я, Эринушка, довела ты меня. Пусть подлым буду, а твоей ласки хоть так, а добьюсь. – Развернул к себе лицом, в глаза заглянул да лицо ручищами обхватил, склонился ко мне: - Поцелуй меня, ненаглядная. В губы целуй, так пойму, что ты меня услышала. – Я головой мотнула, а Тиль не отпускает. – Следить теперь за тобой буду. Прознаю, с кем ты милуешься. Уберу я соперника с дорожки своей. Не будет он больше на чужое зариться. Не доводи ты меня до греха, я ведь за ради тебя на всё пойду.
- А убьешь, так ведь тебе же хуже, - сказала, а у самой и ноги подкосились. Так и представила, как лежит Арн, весь кровь залитый.
- Но и ему ты не достанешься, - ответил кузнец. – Не губи ни его, ни себя, ни меня.
- Не будет тебе ласки моей, пусть хоть дома запрут, - сердито сказала да гордо нос задрала.
А Тиль и не спрашивает, сам целовать начал. И нет в устах его сладости, не вспорхнула душа птицей, как от ласки князюшки моего, одно омерзение. Головой мотнула, да не тут то было. Целует меня жених, а сам уж дышит тяжело, одной рукой по спине гладит, второй затылок не выпускает, держит, чтоб не вырвалась. У меня уже и слезы на глазах, а он не останавливается, к себе всё крепче прижимает. Где же защита твоя, Арида? Помоги, освободи…
- Ах, вы охальники! Ишь, чего удумали! Я вам!
Вот уж кого не ждала, и вдруг сам дед Хавр, хоть и слепой, а углядел. Услыхала, видать, молитву мою Заступница. Машет дед клюкой. Сам еле на ногах держится, а на нас с Тилем идет.
- Кто это? Никак не разберу.
- Тиль – кузнецов сын, да Эринка – дочь Верета-охотника, - сказал жених мой, а я и обомлела.
Вот окаянный, чего удумал! Теперь ведь дед всей деревне расскажет, чего видел, а что не видел, то сам придумает. Вскинула я на Тилиса взгляд гневный, а он усмехается криво:
- Никуда ты от меня, ненаглядная не денешься.
- Ты же опозорил меня, - ответила, едва слышно. – Опозорил!
- Мне и такая сойдет, сам позорил, сам и женюсь. А чтоб разговоров не было, придется со свадьбой поторопиться, - глядит он на меня, только взгляд нехороший, будто издевается. – Я по-доброму хотел, о тебе заботился. Теперь же закончилось мое терпение. Не хочешь по-хорошему, возьму и как-нибудь. А про дружка своего помни. Выслежу и переломаю его. Нет его больше для тебя, один я остался.
- Не сознаюсь я…
- И не надо, дед Хавр за тебя расскажет.
Сжал мою руку и за собой потащил. Быстро идет, широко шагает, а я бегу позади, спотыкаюсь. Дед вслед плюется, ругается. Это ж позор какой! Целовались-обнимались при свидетелях! Девка незамужняя вела себя распутницею, ох, ужас-то! Так распереживалась, что не углядела корня на дороге, так и полетела. Остановился Тиль, на руки поднял, взглянул хмуро и понес, еще более слухи множа. И без того соседи видали, как мы спорили, а потом и как Тилис с дороги прочь меня утащил. Теперь еще и дед добавит, чем в его саду занимались, да домой меня жених на руках принесет. Опутал паук паутиной поганой, и не выберешься.
- Отпусти, - взмолилась я. – Дай хоть самой до дома дойти.
- Тебя ноги не держат, - ответил Тилис.
- Не бежал бы, так и я бы не упала. Отпусти!
Все-таки на ноги поставил, но руку всё одно держит, свободы не дает. Так и шли до дома моего, друг на друга не глядя. Злые оба, как псы, только не грызлись, а как к дому подошли, тут уж и батюшка стоит, на Тиля сердито смотрит. Уже услыхал, видать, про наш спор.
- Ты что же это творишь? – сурово спросил жениха батька мой. – Кто позволил тебе хватать дочь мою да таскать, как мешок с мукой?
Выпустил мою руку кузнец и в пыль на колени повалился перед отцом.
- Прости меня, Верет, - говорит, голоса не понижает, любопытные соседи слушают. А я уже поняла, что змей задумал.
- Не смей! – выкрикнула, да только кто меня, горемычную, слушать будет?
- Виноват я, - кается Тилис. – И бранились, и на руки брал. Только помирились мы, думали, не видит никто. Застал нас дед Хавр, за поцелуем жарким застал.
Вскрикнула я, отпрянула, лицо руками закрыла, от жгучего взгляда батьки спряталась. Да разве же это поможет?
- Целовались, стало быть, - сказал отец мой, да только так сказал, что у меня уши огнем запылали от стыда. А батя продолжает: - Еще и прилюдно.
- Не целовались мы, батюшка! – вскрикнула я.
- Хавр всё видел, - сказал кузнец, на меня не глядя.
- Так ведь он силой меня целовал, батюшка! Не хотела я! Схватил, змей, не вырвешься!
- И за то ответить готов, - Тилис лбом в пыль уткнулся. – Хочешь казни, Верет, только готов я позор твоей дочери искупить. Как скажешь, так и женюсь. Хоть завтра.