- Не боись, Эринка, не будет обиды в семье нашей, - говорит отец Тиля.
- Да уж, - усмехнулся батька мой, - теперь только прибить осталось.
- По что злишься, Верет? Не со зла ведь Тиль, испугался, что ненаглядную свою потеряет.
- А ты сынка защищай, да меру знай. Он ко мне не подошел, не шепнул, не поговорил, сразу при народе кричать начал. Он хорош, благодетель, а дочь моя для всех теперь непотребная. Будет слушать, что спасителю своему должна в ноги кланяться, а спаситель-то первый и сгубил ее. Не за что мне добрым к зятю быть.
- И всё ж дочкой мне Эринка станет, Нельга ждет ее не дождется, всё простили. И ты прости. Заживут наши дети, обвыкнуться, да еще внуков нам нарожают, будем на руках качать да радоваться.
Я лишь крепче к батюшке прижалась, лицо на плече спрятала. Не остановить мне слез, как не стараюсь. Хотела с гордостью участь свою встретить, а не выходит. Еще и спина саднить начала, муки добавила. Батя обнимает, а мне от руки его уже тяжко становится. И так повернусь, и этак.
- Болит, Эринушка? – спросил Тиль заботливо. – Ты приляг, милая.
Головой мотнула и затихла. Не отлипну от батюшки, хоть напоследок наобнимаю его, родненького. Поглядел на мои страдания батя и сам уложил на сено мягкое. Только не выпустила я руки его, так и держалась, как дитя малое.
- Всё сладится, дочь.
Не сладится, батюшка, не сладится, родименький, да то тебе знать ни к чему. Так и ехали. По дороге лесной, после через поле широкое, а как поле проехали, так и скит показался. Бавлину храмов не ставят, не любит он шума. И алтарь у него – камень простой. Воину рядиться ни к чему. Потому и мужики к нему, как в дружину едут, хоть на поклон, а хоть и на свадьбу. Все они из его дружины, все под стяги Бавлина после смерти встанут. И как на войну идут, так ему подношения делают – отваги и удачи просят. А уж за жизнь, то к Ариде-заступнице. Ей жены, дочери да матери молятся, чтобы вернулись их мужики домой живыми да целыми. И за деток благодарят, и за любимых. И остальных богов не забывают.
- Приехали, - сказал мне батюшка. – Потерпи еще, дочь. Скоро уж всё закончится.
Я глаза открыла, голову вывернула – и вправду приехали. Слез отец мой с телеги, да меня снял, на ноги поставил и велел:
- Удержись.
- Мне Эринку вести, отойди, Верет.
Подошел ко мне Тиль, батька и отстранился, на меня хмуро глядя. Обнял меня жених за плечи, а я и вздрогнула, покривилась. Следом и Тилис поморщился досадливо, но из рук не выпустил. Повел к скиту, где уже жрец стоит и на нас пристально смотрит. Тиля оглядел, меня после и на камень кивнул. Ох, и снова не так, как обряд велит, словно быстрей с глаз спровадить хочет. Да мне и это в тягость.
Подвел меня Тилис к камню, меч достал да на алтарь и положил, а мне дар Бавлину принести нечем, нет венка на мне. Богу грозному он без надобности, то для супруги его радость, чтобы благословения ее получить. Только не дает богиня благословения тем, кто молвой испачкан. Значит, и роды тяжелей будут, и детки слабыми, и доля тяжкой. То наказание от богов за то, что заветов не блюла.
- Прости ты меня, ненаглядная, на себя все грехи возьму, отмолю перед богиней, - шепчет мне Тилис.
- Провались ты, проклятый, - ответила хрипло и лицо от него отвернула.
- Отворачивайся, Эринушка, обзывай, а моей женой сегодня уже станешь, - зло ответил жених ненавистный и жрецу кивнул: - Приступай, отец, мы готовы.
Поднял над головой свой посох жрец, рот открыл…
- Стой!
Не жрец то выкрикнул, глас чужой над скитом прокатился. Влетели в раскрытые ворота всадники. Первым князюшка мой на землю соскочил да к камню направился. Отец мой и кузнец в пояс согнулись, Тилис поклонился, а я бы и рада почет оказать, только не нагнуться мне, хоть криком кричи. Глядит на меня Арнард, взгляда гневного не отводит.
- Пресветлый князь, с чем пожаловал? – спрашивает жрец, без страха на Арнарда глядя.
- За невестой своей приехал, - отвечает пресветлый.
- Да где же невеста твоя?
- Перед тобой стоит, отец, другому себя отдать собирается.
Вскинулся тут Тилис, глаза сузил и на меня с яростью взглянул:
- Неужто с князем спуталась?
- Эринка! – и голос отца гневом наполнился. – О чем говорит пресветлый?
Вырвалась я из рук Тилиса, да на алтарь упала, за меч кузнецов ухватилась. Со стоном распрямилась и отшатнулась подальше. Чего делаю, сама не ведаю, только нет у меня больше мочи таиться, не хочу овцой безмолвной стоять да других слушать. Сама выбор сделаю, сама за него и отвечу, так жрица сказала, а у нее ума поболе моего будет, вот и послушаю. А там будь что будет, любую кару приму.