Бросила быстрый взгляд на брата, Арн кивнул. После обернулся, на жену свою поглядел и за отцом отправился. Княжна взглядом мужчин проводила, в покои свои вернулась и шумно выдохнула:
- Выкрутились. – Затем на невестку оробевшую взглянула: - Скажу, что к жрицам пошла, а там к нянюшке и провожу. Арнард батюшку выслушает, после придет к тебе.
Молчит Эринка, что ответить не знает. И боязно ей, и тревожно. Муж любимый одну оставил, слова не сказал. А ведь и как сказать, коли батюшка гневается, к себе требует? Ох, судьбинушка, от одной беды избавились, к другой пришли.
Кликнула княжна прислужниц, вошли они, поклонились, на девку незнакомую с любопытством взглянули, да спросить, кто такая не решились. А Арника брови сурово свела, прикрикнула:
- Что рты раскрыли, сороки? Платье траурное несите, в храм пойду.
Так и перестали Эринку замечать. А она стоит, бедная, куда себя деть не знает. Как вести себя не ведает. Стоит, кончик косы в пальцах вертит, по сторонам косится. Хоть и страшно княгине молодой, а любопытство гложет, так и тянет поглядеть, как князья пресветлые живут. А живут-то ладно. И покои широкие, и убранство богатое, и окна большие, так свет солнечные в них и льется рекой полноводной. Это тебе не девичья светелка в доме отчем. Тут и пляски затеять можно, лебедицей белою по полу пройтись. Руками смело махай, ничего не заденешь, от матушки слов бранных не услышишь.
Нагляделась Эринка по сторонам да на княжну посмотрела. А та уж в платье другом стоит. Платье хоть и серое, да только больше на серебро черненое похоже, чем на грязь придорожную. Струится ткань, переливается. Стан стройный девичий обтягивает, посмотреть любо-дорого. И жемчуга по рукавам нашиты, и воротник-то затейливый, и рунами подол вышит. Вот уж и не скажешь, что платье-то печальное, в таком и замуж пойти не стыдно.
Перевела Эринка взгляд на голову Арники, нет кос у нее, по-иному волосы уложены да сеткой с жемчугом украшены. И ноги обуты, да не в сапоги, а в туфли мягкие, а на них узоры серебряной нитью шитые, каблучки звонкие, носы острые. А уж на лик посмотреть, так и весь наряд меркнет. Хороша княжна Арника, раскрасавица. И пусть глаза печальные, а будто дымка туманная, серая поволокой их затянула.
Подперла Эринка щеку ладонью тонкой, глядит на золовку, налюбоваться не может. Вот уж к кому боги щедры оказались. И ростом вышла, и статью, и ликом пригожим. Только ведь и Арнард такой же, одно слово – близнецы. Хороши княжеские дети вышли, удались на славу. Вздохнула Эринка умильно, улыбнулась, словно солнышко ясное из-за тучки выглянуло, так, кажется, всех вокруг и согрела.
Всех да не всех. Увидала одна прислужница, что девка скалится, да и прикрикнула:
- Бесстыжая, - говорит, - что ты зубы показываешь. Госпоже горе-горькое, а ты чему стоишь радуешься? Прочь пошла, не гневи душу печальную улыбкой поганой.
Охнула Эринка, отшатнулась, от грубости чужой потух светлый лик. Глаза потупила, что ответить ей? Прикрикнуть на бабу бранящуюся, так ведь никто ее госпожой не объявил. Об пол челом бить, просить прощения, так ведь унижение то мужу пресветлому выйдет. Подняла на княжну взор, а та уж брови сдвинула, глядит на прислужницу, ну, не княжна, а владычица.
- Кто позволил тебе в покоях княжны пресветлой указывать? – сказала Арника сердито. – Быть может, ты уже княжна, а я служанка? Разве велела я на девицу кричать? Или у тебя ума побольше моего будет? Сама прочь поди, и на глаза мне не показывайся, пока не призову.
Охнула прислужница, в ноги княжне повалилась:
- Прости, госпожа, услужить я хотела. Ты в печали великой, а девка глупая скалится…
- Хоть кто-то радости во дворец наш принес, - отмахнулась Арника. – Посередь туч хмурых бывать лучу солнечному, от него и холодное сердце дрогнет да покоем наполниться. А теперь ступай, не простила я самоуправства твоего.
Ушла прислужница, только на Эринку взгляд недобрый кинула, словно ножом в грудь ударила. Порадовалась тут княгиня, кто не жить ей во дворце, того гляди и за волосы баба злая оттаскает, или иную пакость затеет.
- Идем, - велела княжна и первой к дверям направилась.
Спустились золовка с невесткой по лестнице широкой, встали посередь ратников княжеских и прочь из дворца направились. А как за ворота вышли, так и вздохнула Эринка с облегчением. Хорош дворец, большой, а на плечи давит, вдохнуть полной грудью не дает. Может то и лучше будет, что жить ей в доме попроще у няньки княжеской, а ко дворцу еще привыкнуть надобно.
- Сперва отведу тебя, после в храм отправляюсь, - говорит Арника негромко. – Ты няньки нашей не бойся, добрая она, хоть и ворчливая. Поучать любит, а как занеможится, так наседкой и обернется заботливой.