А смех-то ее иным сделался, будто глуше стал, таинственней. Охватил озноб Эринку от смеха такого, до того жутким он девке показался. А хоть и жуткий, а всё одно заворожил, хоть одно ухо затыкай, а вторым слушай.
- В глаза гляди, Эрин, - велела озерница… и не девка она вовсе.
Женщина, не старая, не молодая. Кожа белая, как снег, прозрачная. Подумалось Эринке, ежели пальцем ее ткнуть, то рука так сквозь тетку и пройдет. А глаза-то! Сохрани, Арида-заступница… Не глаза, а провалы черные, будто вода озерная темная, ни дна не видать, ни края. Всхлипнула Эринка, а сама уж взгляда отвести от глаз колдовских не может. Затянуло взор, как в омут, не вывернешься. А только страх вдруг сам собой и прошел. Нет в голове девки деревенской ни мысли, ни воспоминания, пустота черная и туда забралась. Руки-ноги невидимой цепью сковало, не шелохнуться, не оттолкнуть. Грудь сдавило от холода, вдох так в глотке и застрял.
- Видишь, - шелестит голос далекий.
- Вижу, - мертвым эхом Эринка откликается.
А перед взором ее парень ликом пригожий. Волосы темны, вроде как черные, а глаза, словно дым костра – серые, манящие. Как взглянешь в такие, утонешь в них и не выберешься.
- Красивый, - шепчет Эринка. А холод-то змеей ползет под кожей, того и гляди до сердца доберется. Сожмет его в кольце ледяном, раздавит, и лежать на берегу озерном девка останется. А страха так и не появляется, любопытно только немножечко: – А когда встретимся хоть?
- А хоть и сейчас, - ответил шелест бестелесный, после смех послышался, и полетела Эринка в омут черных глаз духа озерного, как в бездну провалилась…
- Господин, девка тут. Мертвая что ль…
Заскользила ладонь по лицу застывшему, душа Эринкина и потянулась за живым теплом. Открыла глаза, а пошевелиться не может, так и глядит лежа на того, кого на озере видела.
- Живая, - говорит парень с улыбкой. – С добрым днем тебя, красавица.
Глава 2
Глава 2
- С добрым днем тебя, красавица.
Загляделась Эринка, рот открыла, наглядеться не может. Уж и ладный парень стоит пред ней, глаз отвести нет моченьки. Ликом пригож до чего, только охать и можно. И не думала девка, что такие-то на свете бывают. И серьезный вроде, а в улыбке-то затаенной губы подрагивают, в глазах блеск веселый светится. А уж сами глаза… что твой дым над костром стелется. Серые очи-то, будто колдовским туманом затянуты, так и манят они, так и завораживают. Не удержалась Эринка, руку протянула, до щеки парня незнакомого дотронулась, да и отдернула сразу, когда другой чужак на нее замахнулся:
- Ошалела, дура? Ты кого хватать посмела?
- Прочь пошел, - осерчал вдруг парень, дымка серая, что в глазах была, грозовым небом обернулась. А потом опять поглядел на Эринку, да и улыбнулся: - Напугал ее, Михай.
- Нашел о чем, господин, сокрушаться, - ворчит чернобородый. – Девка-то деревенская, что ей сделается? Небось, в день-то по три раза за косу таскают. Привычная.
- Вот ведь дурость, - парень ответил да и протянул руку Эринке.
Испугалась девка, в сторону отпрянула да рукой и прикрылась, а сама косит на чужака недоброго, что кнутом на нее замахивался. А добрый-то парень и успокаивает:
- Не бойся, красавица, мне доверься. Не тронет тебя Михай, ворчит только, ворон старый. Ты встать-то можешь?
Кивнула Эринка и на ноги подниматься стала. Не устояла сердешная, покачнулась, да и упала на руки парня пригожего. Стоять бы и рада, да только ноги вдруг колодами деревянными ей почудились, чужие совсем. А как только парень руки убрал, так опять чуть наземь и не завалилась.
- Совсем идти не можешь? – молодец добрый спрашивает.
Вздохнула Эринка, да голову повинно и опустила.
- Да дурит она тебя, - опять ворчит чернобородый. – Врет всё. Дали бы вдарить разок, враз бы поправилась.
- Не вру я, - отвечает Эринка, а у самой уж слезы в глазах стоят, до того обидно ей сделалось.
- Хватит, Михай, - опять парень сердится. А как на девку глянул, так голос и зажурчал ручейком ласковым: - Как звать тебя, красавица?
- Эринкой кличут, - отвечает девица, а сама и зарделась, будто ягода спелая. А как смутилась, так руки парня-то и отвела в сторону, сама идти хотела, да только не держат ноженьки по-прежнему. Так и охнула девка, от страха рот ладонью прикрыла. А ну, как и вовсе ходит больше не будет? Что Дух-то озерный начудил? Да тут всё и вспомнила, а как вспомнила, так и вскрикнула: - Ох, ты, батюшки, Дух!
А как про Духа вспомнила, так и другое в голову полезло. И ведь имени своего душе озерной не сказывала, а она ее по имени называла. А еще про Унку подумалось, пропала в тумане подруженька. Да только и это забылось, когда опомнилась, что с берега-то сразу на дорогу проезжую попала да в пыли спала. Вот и солнышко уже поднимается, а домой-то так и не вернулась…