- Благослови, Матушка! – закричала жрица старшая, да стрелу свою и пустила.
А стрела-то вдруг на трое размножилась да огнем и вспыхнула. В стаю черную врезалась, грозную силу-то и порушила. Загорелись птицы первые, на землю так комками горящими и рухнули. Разлетелось воронье, верной смерти убоявшись, по небу кружит, галдит, с высоты на людей поглядывает. А там уж новые стрелы заговоренные к небу летят. Жрецы слова говорят непонятные, посох над головой вздымают, не пройдет враг крылатый.
Тут и бросились вниз птицы злые. Нацелили когти да клювы на людские лица, да так и взмыли снова вверх, на щит невидимый наткнувшись. Стреляют из луков жрицы, ратники тоже в ворон метят, да только меньше их не становится. На место одних другие прилетают. Сколько уж стрел извели, сколько руками махали, мечами птиц прорвавшихся сквозь заслон разгоняя, а не улетают они, только множатся.
- Не ворон бейте! По что зря силу и стрелы тратите! – кричит людям князь Арнард. – Заклятье черное снимайте, оно их держит!
- И то верно, - кивнул жрец, что пресветлого с Михаем спасать бросился. – Аркан-то углядеть проще, сейчас, князь пресветлый, мигом делу поможем. Благослови, Отец наш, Бавлин.
- Закоснели совсем, - бранится Арнард негромко. – Коль бед не бывает, то и думать ненадобно.
- Правда твоя, господин, - кивает Михай. – Забыли жрецы местные, что не только для обрядов богами поставлены. Слова священные учат, а как управляться с ними, не ведают. Надо бы пошевелить прислужников. А то лихо какое, а они без смекали да умыслу.
- Гнев божий-то предреку, - ворчит на первака жрец бородатый, - будет тебе умысел.
- Делом займитесь, чем собачиться! - прикрикнул на них Арнард. – Ну что там? Видишь аркан воли черной?
Достал жрец из глаза стекло круглое, через которое на стаю глядел, да и кивнул.
- Вижу. Силен враг наш, надобно сестриц кликнуть, а братья пускай дальше щит подержат, им оно сподручней. К заступнице мольбу обратим.
- Так зови! Речи потом говорить станешь.
Сердится Арнард, а Михай рядом усмехается, на ворон поглядывает, а чуть что, от господина птиц, чужой воле подвластных, прочь отгоняет.
- Сестры! – выкрикнул жрец голосом сильным. – Ко мне спешите!
А жрицы-то раскраснелись, огонь в крови уж пляски пляшет, того и гляди, за мечи схватятся, да пойдут головы рубить. Кому только – неведомо.
- Сестры! – гаркнул князь пресветлый.
Жрицы и послушались. Луки за спины повесили, да коней к князю направили. А как подъехали, так и узнали, чего от них надобно. Спешились да вкруг жреца и встали, за руки взялись, круг усилив. А жрец посох над головой взметнул, слова заветные рокочет. Жрицы взгляды под ноги себе устремили, молитву свою нашептывают, на шеях их обереги с глазом Матушки светом зеленым разгораются. Охватило сияние прислужников божьих, по земле растеклось, а после жреца и окутало. Поползло по телу прислужника, да к рукам его перебралось, а оттуда в посох втянулось, руны зажгло, да в небо высокое и умчалось, с конца посоха сорвавшись. Полыхнуло в небе, будто молния сверкнула, даже гром людям послышался. То, видать, Бавлин гневается на супостата, что деревеньку в полон взял. А как погасли последние всполохи, так и разлетелись вороны, от людей отстав. Опять князюшка прав оказался, недаром жил при дворе самого владыки государства ихнего. Не зря Арнарда с детства хитрым лисом прозывали, нашел-таки лазейку.
- Теперь сюда гляди, - велел пресветлый, да зеркальце жрецу и сунул. – Видишь?
- Вижу, батюшка, - кивает тот. – Стоит деревня.
- Чужую волю видишь?
- Не вижу пока, князь пресветлый.
- Значит, ближе подойдем, еще раз взглянешь, - велел Арнард и к деревне, что в зеркале показалась, направился.
И снова за ним люди двинулись. Да только власть жрецова не понадобилась. Как шагнул князь к околице, так и спал морок. То ли такова разгадка была, то ли колдуна желание.