- Мечи достать, - приказал князь, да свой затейливый меч первым из ножен и вытянул и на голову львиную поглядел.
Спит зверь иноземный, глазами не светится. Нет тут, видать, угрозы пресветлому. Кивнул головой своей рати князь Арнард, да и вошли они в деревеньку. А там тишина стоит мертвая. Опустели дворы, не видать людей перепуганных, и скотина не кормленная криком не заходится. Идет князь, на дворы поглядывает, псов взглядом ищет. Ратники в дома заглядывают, хозяев кличут, только нет ни псов, ни хозяев, ни скотины. Вымерла деревенька-то.
Уже из конца в конец прошли ее жрецы и ратники, назад повернули. Глядь, а у забора последнего бабка стоит древняя. Космы белые ветер колышет, пальцы, будто кость кожей обтянута, за колья держатся. Из всех зубов один только и остался. А из-за спины старухиной дед выглядывает, еще старее своей бабки кажется. На гостей незваных с опаской поглядывают, первым заговорить не торопятся.
Снова взглянул на меч свой пресветлый, спит лев по-прежнему. Вот и убрал его в ножны Арнард, а сам к старикам направился, в пояс поклонился, почет оказал. Старость завсегда свята. Тому не отец учил, то Михая наука. Вот и не стыдится князь молодой простому люду поклониться, да в помощники призвать.
- Здоровья вам, люди добрые.
- И тебе не хворать, - шамкает бабка. – Кто ж такие будете и по что на погибель нашу заехали?
- Князь я, - отвечает Арнард, - Оларда пресветлого сын младший, теперь уж и единственный. Что за дела недобрые творятся в деревне вашей? Отчего дворы да дома пустыми стоят?
Вздохнула тут бабка протяжно, головой покачала, да и утерла глаза слезящиеся ручкой сухой. Дед ее вперед вышел, князю поклонился:
- Не осталась никого, пресветлый князь, - говорит. – Одни за другим и повымерли. А кто и выжил, те далече бежали, где сыскать их не сказывали.
- Отчего же бежали, дедушка?
- Так знамо дело, от черной погибели, - со значением дед отвечает. – Мертвяки ночами тут так и шастают, души живые собирают да собой к хозяину тянут. Поначалу девок извел проклятый, а те уж за своими пошли.
- Отчего же девок первыми брать начал? – спросил первак, рядом с князем вставая.
- Так понятно же, - махнула рукой старуха. – Чистые они, не тронутые, и на чары податливые, вот и сманили одну за другой. А там уж, как псов, по родным домам пустили. А кто ж ей откажет, коли под окном стоит да смотрит жалобно? Душа-то родная и дрогнет, двери-то и отопрут. А там уж, глядишь, и семейство всё полегло.
Хмурится князь пресветлый, рукоять меча с силой сжимает. Слушает он бабку с дедом, а в самом гнев кипит. Так и не сдержался Арнард, воскликнул сердито:
- Отчего молчали? Ни князю Оларду, ни жрецам не поведали! То девки пропадать начали, то мор на людей напал, а в стольном граде да скитах и храмах про то не слышали. Неужто терпеть да от страха трястись легче?
- Так ведь князь-то высоко сидит, станет он разве простого мужика слушать? – вздохнул старик, головой покачал. – А жрецам-то разве справиться с напастью этой? Под носом у них, вон, страсти творятся, а боги-то молчат, ни словом им не укажут.
Не стерпел таких слов пресветлый, да на старость кричать не стал. Отошел, чтоб дух перевести. Это что же выходит? Сидит в дворце своем князь, земли свои от бед защищает, а народ подойти к нему опасается? Как же хозяину за домом смотреть, коли жильцы его за дверями тише мышей сидят, не шевелятся, у кого беда какая – не скажут. Или же не в народе простом дело?
Заносчив князь Олард, на мужиков свысока глядит, про то Арнарду хорошо известно. Вот и мужика того, что с деревни этой не в себе прибежал, один только Стигнард и выслушал, бедой проникся. Отец же гнать взашей приказал, за безумного принял. А после Стигнарда ратники искали, да жрецы к богам взывали, только тело мертвое учуять так и не смогли. Побрезговал отец к помощи народной обратиться, сына младшего ждать решил.
Это Михай учил, что простым народом гнушаться не следует. Ты людям раз поклонишься, а они тебе потом сто раз службу верную сослужат. Коли знают, что князь им – отец родной, то сами, будто ростки к солнышку потянутся. Вот и призвал младший князь сыскарей, не погнушался себя мужиками окружить. И сейчас они полдела сделали. Так может и вправду люди убоялись к пресветлому идти? А в жрецов не поверили, молча терпели, пока самим кости сложить не довелось. И всё ж таки не понять этого Арнарду. Словно скот на убой шли, покорно голову склонив, один только смельчак на всю деревню и нашелся, выходит.
Волосами тряхнул князь пресветлый, думы свои отгоняя, и назад к старикам вернулся. А там уж Михай допрос свой ведет:
- Что ж вас, люди добрые, сила черная не тронула? И по что сами в гнилой деревне остались, не спешите ноги унести отсюда?