- Знаешь ли, что нет больше Стигнарда? – спрашивает пресветлый.
Дух головой и поник. Не сумел он долг с честью исполнить, не сберег сородича младшего. Обломилась ветка с древа рода Эльгидов, да засохла прежде времени. И вроде знает это сродник мертвый, да только сам на оберег поглядывает. Сила его, видать, еще не иссякла, духа кровной связью манит, держит крепко-накрепко.
- Послужишь мне помощником? – князь спрашивает. – Поквитаться хочу с колдуном да ведьмой проклятою, за нашего сродника, за брата моего Стигнарда. А оберег послужит тебе огоньком указующим. И тебе честь, и моему защитнику подмога. Что скажешь, родич мой, что на просьбу мою ответишь?
Дух и приблизился к Арнарду да за плечо ему скользнул. Сам, видать, за князя павшего поквитаться хочет, за обман, за вероломство, чтобы быть душой уж упокоенной, без пятна на совести. Надел Арнард на шею оберег Стигнарда да под рубаху и спрятал. Два духа у него теперь, два защитника.
- Одно лишь жалко, что про брата ответить не сможет, - вздыхает князь пресветлый. – Было бы то и нам предупреждением. Придется самим с супостатами да нечистью разбираться.
А как тьма ночная землю в покрывало закутала, люди уже по домам схорониться успели. Вроде и очи сомкнуть пора, да только не до сна храбрым воинам. В засаде сидят, чудь поганую дожидаются, колдунов выглядывают. Только Хал да жрец, злой волей израненные, спят себе, сны глядят добрые, исцеление принимают. Дозорные на крыше сидят, не достать их тут тварям злокозненным, вот на все стороны и поглядывают ратники.
Арнард и первак его у окна стоят, в своих мыслях таятся. Думает князюшка о судьбы плетениях, о горе и радости, да о том, как за руки они крепко держатся. Любил брата пресветлый, душой любил, как то средь братьев водится. Жив бы был Стигнард, так верней и не сыскать ему помощника, чем брат родной. Стал бы князю рукой правой Арнард, волю его исполнил в точности. Был бы жив князь наследный, то и младший бы в стольном граде остался, пока б домой не призвали. Не поехал бы дорожкой, где Эринка встретилась, не узнал бы девки забавной, не пылало б сердце пожарищем, так и жил бы себе легко да весело, с душой пустой, любви не зная.
Но пришла беда, а ей навстречу уж счастье катилось. А глаза у счастья цвета неба летнего, коса-то длинная, в кулак толщиной. А как стянешь с нее ремешок, так волосы плащом шелковым по плечам покатым и рассыплются, между пальцев змейками гибкими скользнут. Губы нежные крепче меда хмельного пьянят, а на вкус, что твоя ягода, алые да сладкие. Станом счастье стройное, грудью высокой взор пленяет, а шаг сделает, будто лебедь белая по воде плывет. Голос негромкий да ласковый, век слушать не устанешь. Вот оно счастье какое князя Арнарда. Как от такого откажешься, как на судьбу пенять станешь, что горем оно радость приманило? Стало быть, так на роду богами написано.
О жене вспомнил князь молодой, улыбка добрая на губах уж сияет, взор мечтанием туманится, а в душе тоска холодная. Как ты там, Эринушка? Покосился первак на пресветлого, головой покачала – вот она молодость. Ему б о страхе ночном задуматься, а опять об Эринке своей мечтает. Вот она любовь-то какая, вроде и радость великая, а только сейчас не ко времени. Хмыкнул Михай и опять к окну отвернулся.
Не видать никого, воя не слышно. Будто и нет угрозы да погибели. Будто спит деревенька сном праведным. Только ведь нет в деревне обычной тишины мертвой, всё одно звуки слышатся. То пес какой залает, то цепью громыхнет. Молодежь песню заведет, покуда женихаются. Ветер листвою зашуршит, мышь под полом заскребется, да комар докучливый писком душу тянет – вот как бывает. А тут же ни ветра не слыхать, ни мышей, ни комара противного. Одно слово – могила скорбная.
- Ты куда, пресветлый князь?
Обернулся Михай, а господин уж у дверей стоит.
- Недалече, - усмехается Арнард. – Тошно мне, на двор выйду.
- С тобой я, - заспешил первак, за князем последовал, да вдруг остановился, будто о чем задумался и назад повернул. – Тут покараулю. А ты далече не отходи, пресветлый.
Пожал плечами Арнард, перваку удивляясь, но кивнул и за дверь вышел. Стоит на крыльце, а сам думает, что выходить-то и не собирался, да и Михай отстал неожиданно.
- Будто остановил кто, - говорит князюшка, о недоброе заподозрив.
Вынул меч, а опять лев глазами не сверкает, сиянием врага не разыскивает. Странно всё, не нравится Арнарду. Однако же с крыльца шаг сделал, вновь стоит, оглядывается. Теперь о мече своем задумался. Неужто и его чары развеять сумели, ослепили зверя заморского? Как теперь на друга верного надеяться, как не оплошать без подсказки правильной? На себя лишь надеяться придется да на духов-защитников. А еще на богов мудрых, чай, не выдадут.