Собрался Арнард уж назад повернуть, да в доме до часа нужного схорониться, а слышит вдруг шорох тихий. Снова меч из ножен вытянул да к тени шагнул, защищать себя готовый, откуда шорох слышался. Ветку в сторону отвел да и замер, с места сдвинуться не может. Только не колдовством к месту князюшку прибило, то краса девичья. Такой красы Арнард и не видывал. Аж дыхание затаилось. Стоит пресветлый, вздохнуть боится.
А девка-то на князя обернулась, глаза-то и потупила, под ресницами длинными блеск лукавый пряча. Ручкой тонкой прядь светлую в сторону отвела да назад и попятилась. Она отходит, а князь следом завороженный следует. Руку к ней тянет:
- Постой, краса ненаглядная. Откуда ж ты тут взялась-то?
- Взяла вот и появилась, - отвечает девка, а голос, будто мед тягучий, так душу-то и заволакивает.
- Нельзя здесь ночью, опасно, - снова князь говорит. – Подойди, не обижу.
Девка из-под ресниц глянула, словно огнем обожгла, кровь взволновала да навстречу и шагнула. Поддел князя встала, в глаза ему заглянула, плечом повела, опять дыхания лишая. Меч из рук ослабевших и выпал, ладони на плечи девке легли да к Арнарду ее притянули. Глядит князюшка на уста сладкие, поцеловать желает. А девка-то льнет сама, крепкий стан руками ласковыми обвивает.
- Дозволишь ли, красавица?
- Отчего же и не дозволить?
«А Эринка моя смущаться б стала, коли б такое ей при знакомстве предложил», - и мысль эта вдруг водой холодной стала, так голову-то пьяную и прочистила. Девка уж на цыпочки встала, к устам мужским тянется, да только не спешит Арнард ее целовать. На девку смотрит, а перед глазами жена любимая стоит, укоризненно головой качает: «Что ж ты, ненаглядный мой, удумал? Любить одну меня обещался, а сам уж на другую заглядываешься, будто околдованный огнем черным в объятья ей упасть спешишь».
Сузил глаза князь, совсем уж очнувшись. И на улицу идти не собирался, и Михай на пороге отстал, и девке взяться-то неоткуда. Да и жене своей измены пресветлый не задумывал, о ней одной грезил, а тут, глядишь ты, будто о тревогах забыл совсем. Вот и спросил он у бабы доступной:
- Любишь князей, стало быть? А не обнимала ль ты жарко иного пресветлого?
- Поцелуй, скажу, - говорит та, а сама на князя лукаво поглядывает.
Как устоять против взгляда такого? Да только Арнард уж очнулся, и очи девкины ему вдруг змеиными показались. Да и красы-то нет вовсе, обычная она, много таких, Эринкиного мизинчика даже не стоит. Вот уж где краса душу греет, вот от чьего взгляда сердце заходится. Улыбнулся князь в ответ, а сам и думает: «Вот как, стало быть, Стигнард оберега лишился. Поверил колдовству поганому. Заворожили сокола, змеиными кольцами оплели да оберег и сняли».
Обнял ведьму Арнард крепче, к себе прижал, чтоб не вырвалась, да за волосы-то и ухватил, с силой дернул:
- Как брата моего от духа закрыла, карга старая? Как сородича вокруг пальца обвела? Дух не человек, ему так просто глаза не прикроешь.
Ухмыльнулась ведьма, зубы крепкие оскалила:
- Догадался, стало быть, покрепче братца оказался, поумней.
- У брата сердце свободным было, вот и поддался на усладу, что сама в руки шла. А мне есть, о ком помнить, кем любоваться. – И опять за волосы дернул: - Говори, проклятая, покуда живая, как духа обдурила?
- Поцелуешь, скажу, - хохочет поганая.
Усмехнулся и князь в ответ. Одной рукой ведьму за волосья держит, второй кинжал острый выхватил да к горлу бабе приставил. Поперхнулась смехом ведьма мерзкая, взором злобным на Арнарда смотрит:
- А чего бы и не сказать, - отвечает, - всё одно отсюда вам уже не выйти. Сами на погибель свою сунулись. Вот и братец твой, коли б нос в дела чужые не сунул, живой бы остался. А он дурака трусливого послушал, проверить решил, вот и скормили воронью его косточки.
- Как духа от брата оторвали?
Суров пресветлый, спуску ведьме давать не хочет, сильней на горло острием давит. Та молчать и не стала:
- Сам Стигнард духа отдал. Дух его отогнать от меня пытался, да только дурманом голова князя полнилась, вот и взъелся на защитника. Меня послушался, до домишки, где с тобой познакомились, дошел, там оберег и снял, как велела. Мне в руки сунул, Смил морок-то и накинул, ненадолго след княжеский ослабил. Оберег хозяина жарче стал, за ним дух и увязался. А нам много-то и не надо, возле дома уже были. Вот ловушка-то и захлопнулась. А дальше Стигнард и совсем послушный стал. Сам своих из деревни вывел, к болотам направил. Там их слуги наши и встретили, там смерть свою князь пресветлый принял, жизнь свою к остальным прибавил.