Глядят люди на морды оскаленные, морды пакостные. Были псы да все вышли. Гнилью костяки покрыты, шерсть комками с тел свисает, глаза огнем красным горят. У кого ребра видать, кто на трех костях хромает, а кто и вовсе на брюхе порванном ползет. А впереди самый здоровый пес – вожак ихний. Не морда – мясо гниющее, а в нем червяки копошатся, псину жрут. Уха одного вовсе нет, второе рваное, бока разодраны, да хвост позади безвольный мотается. И смотреть на стаю отвратно, и отвернуться никак, вот и плюются воины с князем вместе, такого потом во снах бы не привиделось.
Задрал голову вожак да воем утробным улицу и огласил, жути еще нагоняя. Зарычали мертвяки злопакостные, да на людей и кинулись.
- Не разбегаться! – кричит князь. – Поодиночке быстрей отловят.
Налетели псы дохлые, в горло метят. А пока от одного воины отмахиваются, двое других уже на руках виснут, завалить пытаются. Только стая-то не так-то и велика, вот и рубят их ратники нещадно, пока один воин отбивается, второй уж голову чуди рычащей срубает. На князя разом пятеро кинулись, да так по сторонам и разлетелись. Двоих перекорежило, третьего на кол в заборе насадило, четвертому Арнард башку снес, а пятого Михай на себя забрал, на куски кромсает. Чудь хоть и страшная, а мечу острому податлива, так на части и разваливается. То тебе не плоть живая.
Уж вроде и отмахались, стаю гнилую искромсали, да тут один из ратников криком страшным закричал. Обернулись люди, а на них уж из-за заборов новая напасть лезет. Принесла воля злая деревеньки погибельной жильцов бывших. Глаза – бельма пустые, пальцы скрючены, космы ветер треплет. Тела рваные, как у псов искромсанных. Только девки целые да хитрые. Родня их стадом на ратников кидаются, а эти подходить не спешат, в круг смертельный заманивают. А как отобьется кто от дружины, так и наваливаются.
Слышит Арнард крики своих ратников, а помочь им ничем не может. Вот и еще один в крике заходится, в руки девок пакостных попавший. Ох, и ярится князюшка, ох, и гневается, на мертвяках зло вымещает. Уж и смотреть на них привычно стало, и к смраду притерпелся, да только усталость всё больше. Меч его тяжестью налился, руки к земле тянет, а пресветлый вновь и вновь его поднимет, от нежити отбивается.
Рядом Михай пот утирает да снова в бой кидается, жрица двумя мечами короткими головы гниющие сносит. Не бьется, будто танец танцует, заглядеться бы, да только мертвечина взор застит, руки когтистые к горлу тянет. Вот уж еще до ратника добрались, разом трое навалились. Двое за руки держат, третий в щеку зубами вцепился. А там уж и Агрей закричал, свалила сыскаря сила черная, отбиться и моченьки нет. После и жрица вскрикнула, когда одна из девок мгновение выждала да на спину прислужнице и прыгнула. Не спасла дочь свою Заступница.
- Где жрецов до пор этих носит? Неужто не видят следа колдовского? – в сердцах кричит Арнард.
Уж больно людей верных терять не хочется, вот и злиться князь на прислужников божьих. Его-то духи охраняют, нет устали, а дружинников всё меньше, всё чаще крики надрывные слышатся. Сколько людей в каждом доме жило? Где и по две семьи умещались, вот и лезут проклятые, плоть горячей требуют.
- Как ты, Михай?
- Жив еще, князюшка.
- Ты держись, друг верный.
- Держусь из сил последних.
- Еще силы найди, уж больно отца второго схоронить не хочу.
И от слов пресветлого, будто ожил первак, сил набрался. Отцом назвал воспитанник, есть ли признание лучшее? Вот и рвется снова в побоище, гнилую требуху руками голыми рвать готов.
- Кто выживет, тому злата шлемы полные! – кричит князь Арнард.
Пусть сейчас не до золота, а всё лучше, чем пустых уговоров слушаться. Вот и встали спина к спине дружинники, чудь поганую добивая. И князь с Михаем друг к другу прижались стоит, на оставшихся мертвяков смотрят зорко. Вскоре одни девки из нежити остались. Стоят вокруг воинов, смотрят на них, ухмыляются. Тяжело дышат ратники, пот с лиц утирают, отдыхом коротким наслаждаются. А девки-то поганые устали не знают, сил в них на сто дружин хватит. Вот и скалятся проклятые, будто победу чуют.
Вот одна вперед вышла, с плеч платье стянула, срамом хвастается, завлекает. Да только кто ж мерзость-то возжелает, коли рожа в крови, а глаза, словно угли тлеющие светятся. Вот и ратники только кривятся, да на землю сплевывают. Им такого даром ненадобно. А дурры мертвые уж все заголяться начали, перед мужиками срамно двигаются, отвращение вызывая. Не сдержался один, отвернулся, тут-то хитрая тварь на него и прыгнула. Не желанием, так тошнотой взяла.
А за первой вторая пошла на спину товарища не прикрытую. Третий на помощь кинулся, тут-то на него две еще и навалились. Кричат воины, помощи просят, да только не велит Арнард: