Остановил коня купец и спешился. После Эринку с жеребца снял, да из рук не выпустил:
- Дойдешь ли? – спрашивает.
- Дойду, - отвечает девка уверенно.
- И ждать будешь? – а глаза-то озорным огоньком у Арна светятся. – Приду ведь, дождешься?
- Ни к чему это, - Эринка ответила. – За помощь спасибо, а приходить ко мне не надобно.
- Запрещаешь, красавица?
- Запрещаю, - девка кивает. – Арида тебя не забудет.
- А ты? – спрашивает купец уж серьезно.
- А я позабуду. Прощай.
И к деревне скорей поспешила. А то ли от знакомца своего бежит, то ли домой торопится, сама понять уж не может. Добежала до околицы Эринка, да и обернулась, а как обернулась, так и ахнула. Идет за ней Арн-купец, глаз не сводит. И догнать не спешит, и отставать не торопится. И что прицепился? А сама-то всё оборачивается. Неужто и вправду суженый? Никак и в самом деле любить будет? А самой-то Эринке он уж до смерти нравится. До того головой извертелась, что сама себя за косу и дернула, чтоб ум вернулся. Ойкнула громко, а за спиной опять тихий смех слышится. Так слова купца про смешную и вспомнились.
- И не смешная вовсе, - буркнула девка обижено, ногой притопнула, да к дому и побежала.
А как опять обернулась, так и не углядела Арна сразу. Вздохнула горестно, ушел купец, запрета послушался. Да только тут ветер подул, край плаща дорожного и мелькнул за кустом. Стоит, сердешный, незаметно приглядывает, чтоб дошла без помех да опаски. Хорошо, хоть спрятался. Коли углядит кто провожатого, вот позора-то будет…
- Эринка! Откель спешишь спозаранку?
Обернулась Эринка, да так и охнула с досады. Стоит у дороги домишко старый, на бок один завалился, и забор-то вкруг него, будто плясать удумал. А у добра этого сама хозяйка обнаружилась. Глядит на Эринку взглядом любопытным, что сорока твоя, бабка старая, на язык бойкая.
- Здрасти, бабушка Рагнета, - девка старухе кланяется, в почете не отказывает. – Солнышко встречать вышли?
- Это ты солнышко встречать бегаешь, а нам старикам ночь спровадить надобно, - смеется старуха, будто ворона каркает, да на Эринку плутней смотрит: - И ты спешишь откуда? Никак дружок нашелся по сердцу? Небось, еще и спать не ложилась.
А девка-то глаза круглые сделала, от возмущения вспыхнула. Ну, не девка, прям,, а невинность целая. Уж чего, а врать приучена. Как учудят с Ункой, так ужами изворачиваются. Коль спина да косы дороги, и на голову встанешь.
- Чего удумала! – сама подбоченилась, головой с укоризной качает. – Какой дружок, бабушка? Кому он надобен?
- Ну-ну, - закивает бабка, а сама-то скалится хитро. – Откуда ж девке по зорьке утренней домой возвращаться?
Растерялась Эринка, да быстро очухалась. Ежели грибов и ягод по весне не сыщется, то иная отговорка живо найдется. Вот и брякнула девка честная:
- А и всходы смотреть на поле бегала.
- Всходы? – Рагнета рот-то и раскрыла, да и ей сноровки не занимать. Опять прищурилась. – И всходы что?
- А что всходы? – глазами Эринка похлопала, да известила старую: - Взошли!
- Вот радость-то какая, - хихикает Рагнета, глаза утирает.
Смеется бабка, а Эринка с досады ногой топнула. Как встала мамка да в светелку к дочке зашла, так пропажу и увидела, ой, что будет-то! А ну как есть еще времечко, а тут его на бабку брехливую тратит, домой не спешит. Вот и поклонился торопливо, боле Рагнету не слушая:
- Бежать мне надобно.
Да и кинулась со всех ног к дому отчего, уже не скрываясь. А из трубы-то дымок уж вьется, встала мамка. Хотела Эринка через калитку в дом войти, уже и вздохнула горестно, да тут и смекнула. Не бегает никто по улице, не зовет ее криком надрывным. Не ищут, стало быть! Вот и снова и спряталась. На коленки встала да под забором до досок ломаных проползла, там в щель и юркнула. Прокралась вдоль яблонь цветущих, в заднюю дверь скользнула да на цыпочках наверх поднялась. Только платье вчерашнее стянуть успела, дверь-то в светелку и открылась. Стоит на пороге мамка, кулаки в бока уперла. Обмерла Эринка, к трепке готовится, а матушка-то и сказала:
- Встала уж? Умница.
Подошла к дочке, погладила ласково, в щеку поцеловала, да и ушла после. А девка-то так на пол и бухнулась. От страха ноги держать отказались. Сидит, зад одной рукой потирает, другой пот со лба. Трясутся руки-то, будто у пьяницы горького, во, как набояться успела. А только дышать ровней стала, про Рагнету-то и вспомнила. А ну как сплетня старая языком молоть станет?! Не сидеть Эринке седмицу целую, точно быть поротой. Вот снова бояться и начала. Взмолилась девка Ариде-заступнице, милости просить стала. А пока на полу в светелке боялась, тут уж матушка серчать начала:
- Эрин!