Поглядели друг на друга воители, да руки и пожали. Справились с заразой пакостной.
- С рассветом деревню вторую найти нужно, поглядеть, что там с людьми сделалось. Авось, живые остались, так сказать им об избавлении. А деревню проклятую огню предать, чтобы от погони черной даже памяти не было, - так решил Арнард, спорить никто и не стал.
Да и небо уж светлеть начало, вот и зорька близко. До зари управились, жаль не все выжили. Да только павшим и почет, и слава. Завтра же в храмах и скитах задымят курения, погибших воинов поминая. Молитвы за души их в небеса унесутся, а награду им сам Бавлин выдаст. Быть им одними из первых в его воинстве. В это живым верится.
Посмотрел на ведьму князь пресветлый, а та с него глаз не сводит. Так и жжет взором темным. Усмехнулся Арнард:
- А ты говорила, что не выстоим. Выходит слава-то за нами осталась. Нет у тебя больше не жизни долгой, ни мужа пакостника.
- У меня мужа нет, - ведьма ему отвечает. – Но и тебе счастливым не быть. Как я Смила своего не увижу боле, так и тебе жены твоей не видать. – Сказала, прокляла будто, ухмыльнулась только: - Последний вдох со Смилом моим разделила.
Побледнел вдруг Арнард, за грудь схватился. А как к ведьме подступил, так яростью и зажегся:
- Что сказала, проклятая?!
- Говорю, что видела. На дне речном лежит жена твоя. Не быть тебе, князь. Счастливым боле. В огне гореть, как я, будешь. Только мой-то до пепла выжжет, а твой тебе такой милости не даст. Сказала же, что болью захлебнешься, вот кричи криком, князь, только горю уже не поможешь.
- Лжешь, подлая! – воскликнул князюшка. – Покоя из мести лишить хочешь! Не верю я вороньему карканью.
- А мне то без разницы, - усмехнулась ведьма. – Мне твой крик уже – музыка сладкая. А как о горе твоем подумаю, так и вовсе помирать нестрашно. Сполна за Смила ответишь, пресветлый.
И пришел бы ведьме конец легкий, да жрец ее от гнева княжеского закрыл.
- Пусть народ судит проклятую, пусть на части рвут, камнями закидают. А что останется, то в огне сгорит.
Отшатнулся Арнард, головой мотнул, слова ведьмины отгоняя, да только в ушах всё одно звучат.
- Утонула! – снова ведьма кричит. – На дно пошла твоя Эринушка!
Жрец посохом Маркею и ударил, с ног сбил, лишил сознания. Михай к князю спешит, за руку схватил, заговорил жарко:
- Лжет же мерзкая! Откуда знать она может?
- Она жену мою по имени назвала, - отвечает Арнард хрипло. – Имя откуда знать могла?
- Так может подслушала? Мы с тобой Эрин поминали.
И вроде прав первак, да только на душе спокойней не становится, лишь жарче огонь разгорается. Взором шальным на Михая Арнард смотрит, ни о чем ином уж думать не может.
- Старшим будь, верный друг, а мне мочи нет ждать возвращения. Сейчас отправлюсь. И без того душа тревожится, теперь уж и вовсе покоя лишился. Нет морока больше, скоро до города стольного доберусь, а вы следом езжайте, как наказ мой исполните.
- Так ночь же еще…
- Лишь бы не ночь на веки.
Видит первак, не остановить ему князя. А после мертвечины ходячей и зверье дикое уже добрым кажется. Вздохнул Михай да рукой и махнул.
- Пусть боги с тобой будут, князюшка.
- На богов только и уповаю.
Сказал это Арнард да за конем своим побежал, до ночи еще спрятанным. Люди еще с места сдвинуться не успели, а князь уж в седло вскочил да прочь от деревни помчался. Чтобы ни было, но Эринку не выдаст. Коли надо и отцу поперек встанет.
- Лишь бы солгала ведьма проклятая, - шепчет пресветлый, коня погоняя. – Сохрани, Заступница!
Глава 15
Глава 15
Вот и еще миновал денечек, а мужа любимого всё нет и нет. Тоска да печаль одна. А без радости деньки и вовсе в года превращаются. Вот Эринке и кажется, что не седмица к концу подходит, а год цельный с концом встретился. Измучилась душенька, исстрадалось сердечко, истомилось друга милого звавши. И есться плохо, и спится коротко, сны тревожные одолевают. То снится Эринке, будто Арн, как брат его в болоте сгинул, то со стрелой в груди посередь поля широко лежит, вот и вскочит, вскрикнет со страха. А как чары сонные развеются, так в слезах и зайдется, от предчувствий страдаючи. А то стук вдруг послышится, вот и спешит к дверям, засов отомкнет, а там пустота одна да тишь ночная.
- Что вскочила, дитятко?
- Показалось, тетушка.
Глядит на жилицу свою Милолика, головой качает, печали Эринкины слушает да утешает. Обнимет заботливо, к сердцу прижмет, слова хорошие скажет. Слушает ее княгинюшка, головой кивает. Знаю, мол, тетенька, вернется Арн, всё ладно будет, да только ведь сердцу глупому замолчать не прикажешь, так ведь вскачь и просится. От дум невеселых и от надежд нечаянных.