Выбрать главу

- Прости, душа светлая, спасти не могу, а в последний раз добро сделаю. Понять ничего не успеешь. Прощай, Эринушка.

Да и ударил ее. Угасло сознание княгинюшки, будто свечу охранник бывший задул. И как в воду скинули, уже пресветлая не увидела. Потянул ко дну камень тяжелый тело послушное, сомкнула река над головой дочери охотника воды быстрые, в объятья холодные приняла на веки вечные. А как заря над землей занялась, так последние круги на воде истаяли, снова рябью река подернулась, сокрыв от людей злодейство страшное…

Глава 16

Глава 16

 

- Эй! Куда напираешь?! Плетьми-то попотчую!

- Я сам тебя попотчую, мало не покажется!

- А ну, разойдись, чего глотки дерете?

Орут мужики, в воротах застрявши, никому проезду нет. Перевернусь телега аккурат на въезде, всем дорогу перекрыла, вот людишки и ругаются, всем в город надо. Стражи на чем свет бранятся, хозяина нерадивого пинками охаживают, да только что бедолаге одному-то сделать? А помощники меж собой грызутся, кто виновней дознаться пытаются. А тут еще и парень какой-то промеж телег столпившихся пробирается, взглядом злым народ, как огнем прожигает.

- Ты куда это тащишься?

- Держи охальника, ишь, чего удумал, наперед других в город попасть хочет!

Бросил коня парень, по телегам полез, вот мужики и заходятся, им-то добро бросать не с руки. За плащ ухватили охальника, а он с плеч-то слетел, а на рубахе кольчужной лев глазами сияет, пасть в рыке грозном раскрыл. Так и охнул мужик, плащ стащивший:

- Князев дружинник!

- Ну что, что дружинник, чем особенный?

Хотели с телеги стащить, на которой парня остановили, а он меч-то и вытянул. Сверкнул глазами на мече лев заколдованный, народец-то и отпрянул, чего с дураком связываться? А парень, слова не сказав, снова к воротам двинулся. Уж на землю соскочил, мимо последних телег протиснулся да тут стражник к нему обернулся:

- Куда прешь? Не видишь, ход закрыт? Пока дурень товар свой не соберет, никто в ворота не двинется.

Сверкнул тут парень глазами, ответить собрался, да бежит уж страж второй, на первого глядит с яростью. А сам до земли и склонился:

- Здравствуй, князь пресветлый.

Тут уж и народ ахнул, сам князь наследный мимо прошел, а людишки ему почтения не оказали, да так, кто мог, лбами в землю и бухнулись. Только князю пресветлому на людей-то плевать, дела у него посерьезней будут. Вот и велит он коня ему другого подать. Бегут стражники повеление исполнить, ведут коня белогривого. Да только и на коня взглянул князюшка с равнодушием, в седло вскочил да прочь умчался, только пыль от копыт по воздуху стелется.

Скачет Арнард, коня понукает, от беспокойства душа заходится. Думал, утром еще приедет, а вот уж и полдень миновал, а он только в ворота въехал. Коня своего загнал, другого в селение придорожном брать пришлось. Теперь еще и стражников обобрал, да только нет сил терпеть больше. Скорей до дома нянькиного добраться надобно, на жену поглядеть, успокоиться. Вот и скачет он по улицам, народ во все стороны сыплется, чтоб копытами не затоптали.

Вот  и дом нянюшкин. Поводья натянул князь пресветлый, конь горячий на дыбы и встал. Соскочил на землю Арнард да к двери бросился, распахнул, дозволения не спросил, да с порога и крикнул:

- Где ты, Эринушка? Приехал я, душа моя. Встречай мужа любимого!

Да только не спешит никто мужа встречать, тишина стоит в доме нянькином, только тихий вой князю слышится. За грудь схватился пресветлый, мысли страшные подальше гонит, а сам на вой идет, всем богам разом молится.

- Где жена моя законная?

Глядит он на няньку пьяную да на охранника, что к княгине был приставлен. Сидят они, пьют без просыпу. Милолика слезами умывается, волком голодным подвывает, а охранник молчит, слова не проронит. А как князя-то увидал, так на колени и бухнулся:

- Казни меня князь смертью лютою. Не сберег я княгинюшку, сам палачом ей стал. Нет мне прощения, казни, пресветлый князь.

Голову-то и склонил, под меч подставляя. Потемнело в глазах у Арнарда, света белого не видит, одно только «нет Эринушки» ему и слышится. Так ведь разве может быть такое?! Была и вдруг не стало? Не может увять цветок, едва распустившийся, так и краса ненаглядная погибнуть не может. Как же сердцу в груди биться, коли на стук его никто не откликнется?

- Это я виноватая, - воет нянька. – Дура старая, почто рот разявила?

- Увел бы силой, так и живой бы осталась, - стонет охранник.