Тряхнул головой Арнард, к лавке прошел да сел, ни на кого не глядя.
- Всё рассказывайте, - приказал, а сам на двери смотрит. Так и кажется, что впорхнет сейчас голубка нежная, на шею броситься да глупым россказням в лицо рассмеется.
Да только не всем грезам сбыться водится. Не спешит никто на встречу желанную, никто не утешит, не разведет руками беду неминучую. Только нянька с охранником каются, о грехах своих докладывают. И о том, как князь старший хвостом ходил, руки к чужой жене протягивал, и как свою дружбу навязывал да злато обещал. Слушает их Арнард, хмурится, в кулаке стакан пустой сжимает, да не спешит перебить.
- Не сдержалась я, дитятко, брякнула о том, что Эринка женой тебе приходится. Тут князь-то наш лицом каменный сделался…
- Меня отозвал да велел себе служить, - продолжает охранник. – А чтоб рвением отличился, семью мою ценой назначил, извести под корень обещал. Повелел он убить княгинюшку да тело во дворец к нему доставить. Только убивать ее я не стал. Ждали пресветлую соглядатаи верные, им отдал, чтобы спрятали, а сам во дворец пошел, доклад сделать, что отбили Эринушку, прочь увезли. Шел я медленно, время уйти давал, а как к князю явился, так он погоню и отрядил. С ними я напросился, думал, со следа собью. Да только чужак я им, меня не послушали, следы по земле искать начали. А тут еще нищий сидит, всю правду о беглецах и выболтал. Вот и бросились вдогонку, будто псы рьяные. У реки нагнали. Соглядатаи мечи вытащили, защитить госпожу собрались, да только охотников-то больше было, вот и не вышло спасения. На дно речное с камнем на шее отправили. Казни, пресветлый князь, сказать мне более нечего.
И снова голову под меч подставил. Да не до того сейчас Арнарду. Никак ему не верится, что нет его Эринушки. Ведь седмица всего и прошла, как оставил ее поутру да к отцу во дворец отправился. Седмица! А будто век целый миновать успел…
- И не попрощались даже, - шепчет князь пресветлый.
Глядит взглядом невидящим, словно слепец калечный. Глядеть глядит, а никого вокруг не видит. Треснул вдруг стакан глиняный, что в руке сжимал, осколками осыпался, тут Арнард и вскинулся. На ноги поднялся да велел охраннику:
- Вези туда, где жена моя лежать осталась.
- Дитятко… - нянька руки к пресветлому протянула, утешить его собралась, да отпрянул Арнард, брезгливо скривился.
- Живи, как совесть позволит. А у меня у меня нет теперь нянюшки, от предательства померла, змея ядовитая, ядом своим захлебнулась.
- Я же честно покаялась!
- Да жены моей тем не вернула.
- Прости ты меня, сынок мой названный!
Не ответил князь, прочь из дома вышел, да двери его навсегда за спиною закрыл. Не вернется уж назад, не заманите, не простит предательства гадкого. Была Милолика, да исчезла, как туман утренний. Воет за спиной его баба чужая, князя пресветлого по имени кличет, да не слышит он, оглох будто. На коня сел, голову поднял, на окошко Эринкино глянул, да стон горький с уст и сорвался:
- Не сберег я тебя, голубушка, клятвы данной не сдержал…
После уж коня твердой рукой направил да за охранником вслед поехал, а у самого в душе надежда теплится, что жива Эринушка, не погибла, выжила. Вот приедет сейчас, где жену в реку скинули, а на берегу человек найдется, и скажет он: «Вытащили утопленницу, к жизни вернуть сумели». А там и отведет к супружнице. Тогда уж не отпустит ее от себя боле муж пресветлый, пуще ока своего беречь станет, была б жива только, а большего и ненадобно.
Едет впереди охранник, путь указывает, на следы ночные на дороге смотрит. Будто книга пред ним открытая, не уйти беглецам было. И зачем только тут поехали? Вот и князь пресветлый о том же раздумывает. Ведь не то было велено. Сказал Михай отвести Эринку к дружку своему старинному, перваку по гроб жизни должному. Спрятал бы жену Арнарда, долг бы свой сполна оплатил. А о том приятеле только князь молодой и ведал, старший-то о нем не слыхивал, век бы невестки не сыскал. И дорога такая, что следов найти сложно, а тут что же? Словно дружина проехала, каждую подкову видать.
А как до моста порушенного доехали, понял Арнард, что на ту сторону беглецы уйти хотели, там и спрятаться, да Дух Черный замысел разгадал, надежды порушил. Вот и шли они дальше, иной дороги не имея. Позади погоня, слева лес ночной, справа река шумит, брода для бедняг не приготовила. Думает Арнард, а будто сам тут ночью побывал, во след жене подглядывал.
- Испугалась, голубушка…
Как помыслит о страхе, что жена его чуяла, так сердце от боли и заходится. Одна посередь леса ночного, да всего два охранника, третий с палачами позади скакал…