- Что творите вы, бесстыжие?
Старший князь из дворца вышел, очами грозными сверкает.
- Почто псами голодными воете? Мужика прочь прогнать, - велит Олард стражникам. – А ты во дворец ступай, нечего род наш при народе позорить.
Обернулся к отцу Арнард, слезы вмиг и просохли. Сузил очи серые, гневом наполнился, да Тиля собой и закрыл. Меч из ножен вытащил, да отцу в глаза посмотрел.
- Так позорить, князь пресветлый и нечего, - с усмешкой Оларду отвечает. – Нет у тебя ни рода, ни племени, спесь одна ядовитая. Первый ты и есть позорник пресветлый. Где честь твоя, Олард, рожденный в роду Эльгида? Пока сын твой по болтам плутал, пока с нежитью бился, да от колдунов черных землю родную чистил, едва жив остался, ты к жене его ходить повадился. Знаю я, что тебе от Эринки моей было надобно. Полюбовниц знатных тебе уж ненадобно, девку простую подавай. Иль пресытился телесами благородными, батюшка? За зазнобу мою голубку принял, поживиться на чужой любви хотел, да только зазноба женой оказалась, не по нраву пришлось князю гордому. Сгубил душу невинную, за честь бесчестный отомстил. Ты бы сам лучше реку скинулся, чтоб грехи свои смыть многократные. Не дано тебе любви истинной было, так ты чужую порушил. То тебя жрец волшбой венчал, а мой союз сами боги приняли, руны брачные на руках нарисовали. Я душой себе полюбить позволил, а ты вырвал ее, проклятый, да сапогами растоптал.
- Замолчи! – князь кричит. - Как смеешь ты, щенок, отцу речи поганые в лицо говорить?!
Возмутился князь, гневу сыновнему не поверил, да только не шутит Арн. Не осталось у него ни стыда, ни сострадания, боль одна жгучая, да тьма в груди, что душу собой заменила. Вот и рассмеялся он с издевкою:
- Так нет отца у меня! – так и выкрикнул. – Откуда родня у покойников? Не живой я, князь пресветлый, кто ж без души и сердца жить может? Только тело одно и осталось, а ему приказывать нечего.
А народ-то вокруг собирается, князей слушает, рты пораскрыли, во все глаза глядят. Выходит, и у пресветлых неладно бывает, выходит, и за стенами высокими живут несчастливо. Вот тебе и богов посланники. Тут и сестрица к брату с отцом пробилась, даже матушка из склепа своего нос высунула.
- Как не совестно, - укоряет страдалица, - вам о Стигнарде плакать надобно, а вы ор устроили, скорбеть мешаете.
- Вот и вторая покойница, - усмехнулся Арнард криво да на мать указал. – Погрязла в горе своем, матушка, о других позабыла. Очнись, мать, двух сыновей уж нет у тебя! Да тебе и дела нет до младшего, его жизнь за старшего легко бы выменяла. Так возрадуйся, пресветлая, утонул сынок твой, ночью сегодня на дне реки пропал. А впрочем, и тебя уж нет, со Стигнардом в болоте сгинула, а меня с женой в реку отец родной скинул, уморил без жалости. Остались князь-блудник первый, да дочь его двуличная, что Эринку мою душой приняла, а не успел след на земле остыть ее, уже за другую сватать готова, счастья обещает.
- Почто обижаешь, братец? Да почто на нас кричишь? Жену твою уже не вернуть, жить дальше надобно. Ты и сам поймешь, как горе остывать станет, сам слов своих устыдишься. Зло наш батюшка сделал, да у него своя на то правда имеется…
- Да на что мне правда такая?! Жил Арнард – весельчак и гуляка, да полюбить осмелился, против воли людской пошел с богов благословения. Да ведь князю боги-то не указ, он повыше них сидит, видать, коли решенье их оспорить осмелился. Да и боги ваши мне ненадобны. Что за благословение такое, коли дать его дали, а счастья сберечь не помогли?
- Опомнись, братец! Князь ты наследный…
- Нет у отца твоего боле наследников! Был последний, да ему сердце вынули. Только ты не бойся, княжна пресветлая, новых народит. Жену надоевшую в скит к жрице отправит, себе жену молодую возьмет, нарожает еще себе наследников. Уж это-то отец твой умеет. Услаждаться не с мечом по болотам бегать. А мне посередь гадюк делать нечего. Нет у меня боле сродников! Ни отца нет, ни матери, да и сестра вряд ли осталась. А коли рода нет, так и от дома свободен. И в богов ваших боле не верую!
Сказал, будто проклял всех. Меч в ножны вложил, да прочь зашагал. Смотрит вслед сыну князь, дышит тяжко. Да вдруг за грудь схватился и на землю сполз. Закатились очи княжеские, не выдержало сердце пресветлого слов сына младшего.
- Арн! – кричит Арника. – Обернись, братец. Плохо батюшке!
Обернулся Арнард да рукой и махнул: