- Не выйду я, - говорит Арнард, - так мамке и докладывай.
Да псу-то что? Не для разговоров послан. Дверь-то зеленью вспыхнула да и истаяла, проход открывая. Ухватил пес мальца за ногу, за собой и поволок, а как из сарая вытащил, так дверь на место и встала, будто и не трогали. Визжит парнишка, за что ни попадя хватается, второй ногой пса мамкиного по морде колотит, да только тому удары эти, что укусы комариные, даже не кривится.
- Сам пойду! – кричит малец, шапкой размахивая.
Пес его и выпустил, да только Арн идти не подумал, так и дал стрекача, да только себе хуже сделал. Отловил его пес волшебный, в три раза выше стал, да и схватил мальца за шиворот, как щенка шкодливого к хозяйке понес. Идет прислужник жрицин собою гордый, добычу в зубах тащит. А добыча опять руки на груди скрестила, ноги поджала да глядит исподлобья. Из стороны в сторону в зубах качается, хохот зевак не слушает. Ну их, ротозеев, только б зубы скалить. А позади дух незримый вышагивает, от мамкиной науки защищать не спешит.
Принес пес сынка матушке да под ноги и уложил, глядит в глаза ей преданно, хвостом виляет.
- Умница, - хвалит жрица, - а теперь домой ступай.
Пес сиянием снова стал да в ладони жрицины и втянулся. Уперла мать руки в боки, на сына сверху вниз глядит строго, головой качает.
- Что ж ты, шпынь разбойный, людям добрым пакостишь? Или мало ты мне клятв давал? Или за плеть мне браться?
Поник головой озорник, носом шмыгнул, да вместо прощения ворчать принялся:
- Как надо тебя, так днем с огнем искать приходится, а как драть сына родного, так ты тут как тут, матушка. Не по злобе я, сам забор повалился да меня за собой утащил. А коли б дитятю твоего придавило, чтоб тогда ты делала? Вот пожалела б кровинушку, а ты опять бранить удумала. Э-эх, матушка…
И вздыхает тяжко, головой качает укоризненно. Поглядела мать на негодника языкастого, за ухо-то и схватила.
- Ай! – малец тут и опомнился. – Прости меня ты, матушка родимая. То не я, то Дух Черный за язык дергал! А я – хороший и не виноватый ни капельки!
- Ни полстоличка? – усмехается матушка.
- Ни полчуточки, - Арн кивает. – Котика погладить хотел, да, вон, как всё обернулось. Прости, родимая, от заборов тебе в три шага держаться стану, а то еще какой накинется.
- Не заборы, впрямь, а звери дикие, - качает головой матушка. – Ну и выдумщик.
- Прощаешь ли? – Арнард спрашивает, да в глаза материнские глядит.
- Успеется, - мать отвечает. - Как забор Тимаю поможешь справить, так и будет тебе прощение. А теперь к нему ступай, да поклониться за озорство свое не забудь.
- Как скажешь, матушка.
Нахлобучил шапку парнишка, ссутулился для жалости, для верности носом еще разок шмыгнул, да только строга жрица старшая, пальцем грозит, сыновним страданиями не спешит поверить. Вот и пошел княжий сын забор с соседом чинить. А что тут поделаешь? Мамку не ослушаться, еще хуже станет. А за ним дух поспешает, жрице приветливо кланяется, а она ему тем же отвечает. Глядит вслед сыну с защитником Эрин, а самой вдруг прошлое вспомнилось…
Жила Эринка – девка простая, да князь ей полюбился. Вот и подарили им с князюшкой боги радость великую, любовь незабвенную, да вместе жизнь короткую. На дне реки счастье Эринкино оборвалось, злой волей загубленное. Как топили, совсем не запомнила, без сознания на дно с камнем падала, и как померла не заметила.
Только очи на берегу озерном открылись. Стоит Эринка, руки свои разглядывает. А через руки-то всё видать, будто духом бесплотным стала. К воде подошла сердешная, а озерная гладь пред ней расступилась, будто в дом родной пригласила.
- Стой, глупая, - голос за спиной послышался, - коль в воду войдешь, обратно уж не воротишься.
Обернулась княгиня пресветлая, а там Дух знакомый стоит, глазами черными смотрит да головой качает.
- Не ко времени пришла ты, Эринушка, рано тебе еще в круг Духов входить.
Удивляется Эринка, о чем Дух ей сказывает, понять не может. А тетка, кем Дух ей кажется, опять головой качает.
- Померла ты, Эринушка, на дне речном упокоилась, вот сюда душа твоя и явилась, чтоб посередь других место свое занять.
- Да как же так, Дух озерный? – дивится княгинюшка. – Как же померла-то, коли стою да с тобой беседу веду? Сон, должно быть, мне снится странный. Вот проснусь, мужу скажу, вместе посмеемся.