Глава 30. Неужели муж
Индеец, ни о чем Наташу не спрашивая, ехал по деревенской улице.
Индейцы жили, вопреки Наташиным представлениям, вовсе не в вигвамах, а в хижинах, крытых тростником. Некоторые дома были на сваях. В пыли копошились коричневые дети, а перед каждым домом сидел мужчина и курил трубку. И почти перед каждым стояла бутылка. Ни одной женщины, как всегда в этой стране, видно не было. И, как обычно, было видно, что на задах сушится разноцветное тряпье.
Они ехали по улице, и жители следили за ними бесстрастно. Деревня оказалась довольно большая, и улица была длинной, будто испытывала
Наташино терпение. Жизнь стала иссякать, между хижинами образовывались все более широкие пустыри, и мул остановился.
– Доктор, – показал индеец рукой с зажатой в кулаке трубкой.
Он показал на точно такую, как и все остальные, деревенскую хижину, вот только сбоку была раскинута широкая брезентовая палатка с марлевыми окнами, а на флагштоке рядом болтался белый флаг с коряво нарисованным на нем красным крестом.
Наташа соскочила на землю, мул тут же тронулся, и Наташа не успела поблагодарить возницу. Впрочем, она тут же о нем забыла. Прижимая к груди сумку, пошла к хижине, не слишком твердо ступая. На пороге стояла очень красивая индианка лет тридцати. Она была одета в скромное европейское неприталенное платье, а ее блестящие черные волосы были гладко зачесаны и схвачены серебристым обручем.
Непроизвольно Наташа провела рукой по волосам – на месте ли ее красивая красная мексиканская ленточка.
“Да, – подумала Наташа, ступая все медленнее, – она очень красива…
Очень красива…”
И тут индианка улыбнулась.
– По-жья-луйста, Натьяша, – сказала она. – Велкам.
Наташа пошатнулась и, быть может, упала бы, коли та ее не подхватила бы…
Наверное, минуту она была без сознания, потому что не помнила, как оказалась в доме в неустойчивом кресле-качалке – кресле-кончалке, вспомнила Наташа и улыбнулась. Было полутемно – свет шел лишь от небольшой керосиновой лампы. Индианка сидела напротив за столом и вовсе на Наташу не смотрела. Она что-то писала, и Наташа увидела на правой ее руке серебряное украшение: четыре колечка, цепочками прикрепленных к браслету. Точно такое было на руке у Сольвейг. И
Наташе показалось, что есть какая-то связь, как бы одна линия: свердловская цыганка, Сольвейг и эта красивая индианка…
Хозяйка подняла глаза и улыбнулась. У нее были замечательные зубы – белые и крупные.
– Валерий вайт ю. Сей-чиас он пиф-паф. – И она смешно показала, как
Валерка стреляет из ружья.
Наташа подумала, что это первый мексиканский дом, в котором ей не предложили текилы, но тут дверь отворилась и на пороге предстала фигура. Это был, несомненно, Валерка, но совсем другой. Он стал еще суше и поджарее, однако от него исходила физически ощутимая сила. Он был в пончо, на голове красная бандана, за спиной ружье, с толстого кожаного ремня свисали две окровавленные птицы.
– Это утки? – спросила себя Наташа, опасаясь опять потерять сознание.
Индианка подошла к мужу, помогла ему освободиться от ружья и патронташа, взяла мертвых птиц.
– Здравствуй, – сказал Валерка, – как добралась? Мы тебя ждали.
Только не плакать, попросила сама себя Наташа и ответила:
– В Москве все хорошо.
– Москва, Москва… – Валерка присел на лавку у двери и стал снимать сапоги. – Это где-то в Европе. Где-то не доезжая Уральских гор…
Вот и исполнилось, думала Наташа, внутренне плача, все исполнилось, как должно было быть, как говорила Сольвейг, и я пришла домой. А что до того, что меня встретили так просто, так ведь мы и не расставались… Кажется, после всего перенесенного Наташа была не совсем в себе.
– Да, ты приехала вовремя, – говорил между тем Валерка. – Еще несколько дней – и ты могла бы нас здесь не застать. Мы были бы уже там, за Рио-Браво-дель-Норто… Кстати, вы тут без меня познакомились?
Нет, он очень изменился, не внешне, нет, думала Наташа, его слушая, он стал другой, но все равно – тот же…
– Натья-ша, – представилась индианка и протянула Наташе руку в серебряных украшениях.
Глава 31. Вторая жена
Пошел уже третий день, как Наташа жила в Валеркином доме. И в первую же ночь индианка уступила ей свое место в постели, и, как ни устала
Наташа, это была ночь радости.
Наташа решила ничему не удивляться. В конце концов, она приложила столько сил, чтобы оказаться в этой самой Мексике вниз головой, на
другой стороне Земли, и было бы очень глупо и невежливо ждать, чтобы здесь все было, как на той.
В доме не пили текилы, не пили чая и кофе. И вскоре разъяснилось – почему. По вечерам после ужина все трое садились вокруг стола,
Валерка надевал очки и при свете керосиновой лампы читал однотонным голосом:
“Ибо вот, если человек злого характера приносит зло, он делает это неохотно; а потому это вменяется ему так, как если бы он удержал свой дар; а потому у Бога он считается злым человеком… А потому злой человек не может творить добро, так же, как и не принесет он доброго дара”…
Это и ежику понятно, как говорит моя младшая, думала Наташа, и ей было хорошо, только отчего так витиевато.
“Ибо вот, горький источник не может приносить хорошей воды; так же, как и не может хороший источник давать горькой воды; а потому человек, будучи слугой дьявола, не может быть последователем Христа; но если он следует Христу, то не может быть слугой дьявола”…
Ясное дело – не может, думала Наташа, украдкой подглядывая за
Наташей-второй, которую, как выяснилось, на деле звали Люсия, но
Валерка посвятил ее в наташи, как он объяснил. Люсия слушала, держа спину очень прямо, и огонек лампы иногда прыгал в ее черных глазах. Наташу удивляло ее напряженное внимание, поскольку по-русски
Люсия не понимала, и Наташа предположила, что та просто слушает музыку Валеркиного голоса, пока не поняла однажды, что Люсия умеет спать с широко открытыми глазами и держась при этом прямо, как лошадь.
“И потому будьте осторожны, возлюбленные братья мои, чтобы вам не судить как зло то, что от Бога, или как добро от Бога то, что от дьявола”…
Возлюбленные братья слушали изо всех сил, хоть Наташа и удивлялась про себя, понимая, что кощунствует, что это за галиматья. Люсии было проще. Наконец однажды Наташа не утерпела и спросила:
– Валерочка, это что, из Библии?
Валерка снял очки, устало потер переносицу, вздохнул и сказал:
– Нет, Наташка, Мороний.
– Кто-кто?
– Мороний. Ангел Мороний. Он послал мормонам их книгу. И мы должны ее знать, если хотим быть мормонами.
– А мы хотим? – поинтересовалась Наташа с деланным простодушием.
– Нас никто не спрашивает, Наталья. Запомни, тебе было откровение…
– Мне? Ах, да, конечно, было.
– Вот. И мне было, и ей, – показал он на спящую с закрытыми глазами
Люсию. – А мормонами нам нужно стать потому, что там, в
Солт-Лейк-Сити, братьям по вере много легче получить грин-кард. И потом, нам с Люськой помогут подтвердить наши дипломы. К тому же у них разрешено двоеженство… – Он подмигнул Наташе, сделал паузу и спросил: – Ты с нами?
И Наташа, в глубине души уже будучи готовой к такому повороту дела, просто ответила:
– Да.
…Через несколько дней темной ночью мексиканские контрабандисты за небольшие деньги в долларах переправили всех троих на другой берег
Рио-Гранде.
Эпилог
Проект Указа не прошел в Думе во втором чтении и принят не был. Но
Наташа скорее всего об этом так и не узнала. Впрочем, ей это было бы уже ни к чему.