— Вы к кому? — заглянул в глаза отставной сержант. И тут же замялся, что‑то мелькнуло в его глазах, голос рыхлый:
— Кала — чев? Ка — а-алачев?
Желтые глаза. Он, точно. В глазах вспыхнул то ли испуг, то ли удивление:
— Калачев, что ли?
— Он самый!.. — твердо ответил Калачев. И как бы пососал леденец: «Ццц. Принимай гостей… Ццц… Тот самый».
— А какой же? Нисколько не изменился. Почему же в солдатском?
— Порадовать тебя, посидим — повспоминаем дела давно минувших лет, преданья старины глубокой… Ццц…
«Вот она, радость‑то, предчувствие радости», — мелькнуло в голове у Калачева. — Ногти грязные, пальчики дрожат.
— Тоня! Тоня! Антонина Михайловна? — ловит руку жены Луценко. — Посмотри‑ка кто пришел. Наш! Из армии… Это какой же подарок! Сколько лет не виделись! Сколько лет, Володя?
— Двадцать, — коротко отрезал Калачев. Сердце у него готово было выскочить из грудной клетки.
— Заходи, дорогой, гостем будешь! Заходи, любезный! С детишками познакомлю, у меня их много. Мы скромненько живем, а вот детишками Бог наградил. Правда, их сейчас дома нет. Один в институте учится, в педагогическом. Ты ведь тоже учитель?
Откуда такая осведомленность?
— Заходите, пожалуйста! — поддержала мужа блеклая женщина.
— Для того и приехал, — милостиво улыбнулся К&ла- чев. — Ццц. Я и гостинец вашим детишкам привез.
Он расстегнул портфель и достал оттуда коробку сосательных конфет.
— Они большие, дети‑то, — угодливо частил Луценко, — они больше горькое употребляют. Вечером вот с работы явятся. А ты у нас переночуешь?
— Если позволите.
— Ник — куда не отпустим, ник — куда, — Луценко схватил Калачева за полу шинели и потянул в дом. Прыть появилась. Маскарад! В солдатском — это же надо! Хи — хи — с!
«Чеховская персона, — подумал Калачев, — надо будет его раздразнить, а то скучновато».
Зашел. И увидел в доме старый комод, желтый, еще из досок сбитый, самодельные стулья, тоже желтые, потрес- канные. Увидел нечто вроде ковра над пружинным, бугристым диваном.
— Тонечка, ты что‑нибудь на стол собери!
Калачев поставил на стол бутылку «Столичной».
— Сообразим, — потер руки Луценко.
— И вспомним, — в тон ему продолжил Калачев.
Он скинул шинель, сел на шаткий стул. Что‑то в атмосфере этой нищеты ему окончательно не нравилось. Спросил:
— А персики у вас есть?
— В подвальчике. Компот! Хозяйка накрутила сорок банок, хотя и с сахаром того… трудновато.
Хозяйка исчезла.
— Побежала в летнюю кухню за закусочкой, — сообщил Луценко.
А ведь Калачев забыл как звать своего бывшего командира. Все помнит, а имя из головы вылетело.
— Саша меня зовут, Александр Егорович, — прочитал мысли Луценко, — в армии недосуг было знакомиться..
— Да уж! — вздохнул Калачев. И замолчал.
Молчал и хозяин. Кажется, он справился с собой, пальцы на клеенчатом столе лежали спокойно:
— Счас принесет.
Калачев молчал.
— Ты где сейчас? Я слышал, что учителем.
Ведь знает. Владимир Петрович Калачев кивнул.
— А я вот у судьи шофером работаю. Судья, Иван Палыч, человек справедливый. Если ему что‑нибудь надо, то я в доску расшибусь. Вот по весне неделю назад огород у него копал. Ну и что? Я знаю, что все оплатится. Я ему огород, а он — отгулы. За руку все время здоровается. Скажи, Володя, как тебе удалось так помолодеть?
— Хммм… Ццц… Я с того света явился к тебе, сержант. С того самого света. Меня уже на земле нет давно, а я вот явился. Черти прислали!
— Да ну! — жалко скривился Луценко. — Шуточки у тебя! Ты у нас всегда Хазановым был.
— Я и сейчас Хазанов. Юмор продолжим.
— Какой — гакой юмор? То — оня! Антонина, где тебя носит, давай закусочку!
— Жена далеко, не скоро придет. Муж да жена — одна сатана, — тихим голосом произнес Калачев.
Эта пословица и подхлестнула отставного сержанта. Он вскочил, кинулся было к двери.
— Постой! — резко приказал Калачев. — Постой, поговорим.
— Посидим, — вяло согласился Луценко.
— Сейчас я тебя в черпаки буду принимать, — зевнул, пососал леденец Калачев.
— Эт‑то как?
— А ты что, забыл как? Забыл, миленький? Напомню… Но вначале снимай штаны!
— Да ты чего, с ума что ли сошел? Да вы чего? Я жаловаться буду. У меня шофер — судья. Я водитель у судьи. За хулиганство дают.
— Ишь ты как запел?! Тебе сколько за меня дали? Скидывай штаны!
Луценко опять вскочил со стула и застыл.
— Может, помочь?
Хозяин, как учительская указка, прямой.
Калачев потянулся к портфелю, растопырил его и вынул целлофановый пакет. Развернул, взял в руки пистолет и, как это делают на стрельбах в тире, нацелился Луценко в грудь.