Еще с весны 1917 года большевистская газета «Правда» стала выходить открыто, хотя и под разными названиями. Я часто ее читал. Знал о возвращении в Россию Владимира Ильича Ленина, о его лозунге превращения революции буржуазно-демократической в социалистическую.
Ленин. Теперь это имя не сходило с газетных страниц. Но мне оно стало знакомо еще в Мелитополе. В кружке РСДРП (б) Владимира Ильича называли создателем нашей партии. Мы говорили о борьбе Ленина с Мартовым и Плехановым. Поддерживали большевистскую «Искру».
И вот теперь газеты Временного правительства изрыгали грязную клевету: якобы Ленин — немецкий шпион, будто бы он послан в закрытом вагоне, чтобы по приказу кайзера Вильгельма погубить Россию. Конечно, такая галиматья вызывала только возмущение.
Механики и мотористы знали, что я выходец из рабочих. Они спрашивали, а я охотно рассказывал им, кем на самом деле является Владимир Ильич Ленин. Говорил и о целях партии большевиков. Эти беседы не прошли даром. Меня почти единогласно избрали председателем солдатского группового комитета.
Луцк находился близко к фронту. И когда мы прибыли туда, то сразу попали в водоворот многотысячной солдатской массы. Пехотные, артиллерийские и саперные части были охвачены брожением. Всюду проводились митинги. Началось братание: русские и немецкие солдаты уничтожали проволочные заграждения и шли навстречу друг другу, высоко подняв над головами маленькие белые флажки. Так рядовые воины, не дожидаясь, что им скажут генералы и министры, начали мирные переговоры. Несколько старших начальников, пытавшихся помешать братанию, были убиты. На вокзале я видел, как целые части без офицеров, с оружием в руках захватывали поезда и уезжали с фронта.
В эти дни газета «Правда» призывала:
«Конец войне!. Немедленный мир. Мир без аннексий и контрибуций»…
На исходе октября обстановка накалилась до крайности. Временное правительство окончательно дискредитировало себя в глазах армии. Ничего, кроме безумного лозунга «Война до победного конца», оно предложить не могло.
В полдень 26 октября (по старому стилю) я был в канцелярии авиагруппы. Начальник штаба Афанасьев показывал мне недавно полученные приказы и другие документы. В комнате находился и подпоручик Свешников, лучший в группе воздушный боец после погибшего Евграфа Крутеня, командир нашего 7-го отряда.
Вдруг раздался топот. Дверь с грохотом распахнулась. В комнату буквально ворвались запыхавшиеся члены солдатского комитета большевики Крживицкий и Дмитриев. Закричали наперебой:
— Товарищ председатель!
— Поступили сведения от солдат телеграфной команды штаба армии…
— В Петрограде революция!
— Временное правительство свергнуто! Керенский бежал. Его министры арестованы…
— Власть взяли в свои руки большевики во главе с Лениным…
— Объявлен ми-и-ир!!
Побледневший Свешников встал со стула и тихо сказал:
— Это давно назрело. Но как быть с немцами?
— Господин подпоручик! — обратился ко мне штабс-капитан Афанасьев. — Считаю своим долгом предложить комитету: особое внимание уделить организации боевого дежурства летчиков на аэродроме и поддержанию боеготовности аэропланов. Провокация со стороны воздушного противника вполне вероятна… И далее, возможны эксцессы, необходимо усилить охрану аппаратов, горючего, боеприпасов…
— Друзья! Настоящая революция свершилась — поздравляю вас!.. Сейчас соберем комитет. Ваше предложение, — обернулся я к Афанасьеву, — будет принято. А в отношении немцев мы, по-видимому, получим указания от нового правительства и командования. Надо о случившемся немедленно сообщить командиру авиагруппы…
После дезертирства Модраха командиром группы стал бывший заместитель Крутеня — штабс-капитан Шебалин. Я нашел его в столовой офицерского собрания. Мне показалось, что он «опохмеляется» после ночной попойки. Сообщив о событиях в Петрограде, я предложил собрать личный состав, чтобы принять меры предосторожности. Штабс-капитан бросил вилку и, вызывающе глядя на меня, заметил с издевкой:
— Дудки-с, господин подпоручик! — Он помахал пальцем перед моим лицом. — Увольте! Власть стала ваша, как вы изволили выразиться, рабоче-крестья-н-ска-ая… Вот вы теперь сами вместе с солдатней и делайте что вам угодно-с…
И Шебалин, пьяно покачнувшись, грязно выругался. Говорить с ним было не о чем.
Мы сами справились. Солдаты выполняли приказы комитета с небывалым подъемом. Я поехал в ревком Особой армии, чтобы доложить о состоянии авиагруппы и получить указания о дальнейших действиях.