Он прибыл в начале января и с первых дней горячо взялся за дело. Даже больной продолжал работать. С аэродрома его увезли в тифозной горячке. Медикаментов у нас не было. Но, крепкий от природы, Федор Шульговский выжил. И вот сегодня снова вижу его у самолета, хотя он всего несколько дней назад начал ходить.
— Товарищ Шульговский! — окликаю его негромко.
От неожиданности он роняет пассатижи.
— Почему вы не выполнили приказ об окончании работ?
— Не успел отрегулировать магнето, — виновато отвечает он. — Вот заканчиваю… Ведь завтра боевой вылет.
— А моторист где?
— Он совсем, товарищ командир, окоченел…
Шульговский так худ, что длинная шинель болтается на нем, как на вешалке. Лицо его заострилось после болезни, но взгляд твердый, уверенный. Старший механик убежден, что поступил правильно, пожалев подчиненного.
— Почему не позвали на помощь других механиков вашего отряда? Вы что, здоровее всех?
Шульговский нахмурился. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:
— Конечно, любой пошел бы, но ведь я — коммунист…
Что мне оставалось делать? Сунув перчатки в карман, говорю:
— Ну, давайте помогу, вдвоем быстрее закончим…
Уже стемнело, и пурга разыгралась вовсю, когда мы возвратились с аэродрома.
…Федор Несторович Шульговский — один из первых специалистов, присланных к нам на пополнение из центра. Он служит в авиации с начала мировой войны в должности моториста. С группой офицеров его посылали во Францию. Там он работал в авиашколах и на авиационных заводах, получил диплом механика. В Красную Армию вступил добровольно, воевал на Юго-Западном и Южном фронтах.
В партию Шульговского принимали у нас в дивизионе. Помню выступления троих, рекомендовавших его.
Старший авиамеханик 5-го отряда Матвеенко:
— С Федей мы вместе учились и работали во Франции. Все солдаты его уважали. Он быстрее всех овладел новыми моторами. Федя такой, что сам погибнет, а товарища выручит…
Комиссар отряда Фролов:
— Товарища Шульговского знаю по гражданской войне. Служили и воевали в одном отряде. Однажды было так: беляки открыли огонь из пушек, а товарищ Шульговский стоит спокойно и продолжает мотор налаживать. Он — коренной пролетарий и потомственный рабочий, будет настоящим большевиком…
— С Федором Несторовичем мы знакомы немного, — сказал старший моторист Гегеев. — Только по второму дивизиону. Однако таких людей сразу видно. — Гегеев кашлянул и торжественно произнес: — Дай бог каждому так, о душой готовить аппарат, как Федор Несторович. Он всем старается помочь. Настоящий коммунист…
Федору Несторовичу Шульговскому, когда он пришел к нам, было чуть больше двадцати пяти. Хотя должность инженера в штатах не значилась, он с самого начала стал руководителем всей эксплуатационной службы дивизиона.
От тех самолетов, которые нам удалось вывезти из Киева, осталось совсем немного. Часть машин мы тогда же передали другим отрядам. Остальные без конца ремонтировались. Стояли они под открытым небом. Полотно обшивки трескалось, деревянные детали подгнивали. Моторы давным-давно выработали ресурс. Но их снова и снова перебирали и ставили на самолеты, идущие в бой. Часто из трех-четырех отслуживших свой век машин механики и мотористы собирали одну.
— К номерному знаку приделали аэроплан, — в шутку говорили они.
Эту работу могли производить только люди, обладающие высоким техническим мастерством. Такими и были наши механики и мотористы. Они имели прекрасную выучку. Каждый из них владел несколькими специальностями. Полевые ремонтные бригады творили буквально чудеса.
Доставать бензин, касторовое масло, боеприпасы и запчасти было в то время очень трудно. Летать приходилось на горючей смеси, моторы частенько перегревались в воздухе.
Дивизион тогда делился на две части. База, расположенная на железной дороге, ведала капитальным ремонтом машин и снабжением. А боевое отделение — летчики и мотористы вместе с самолетами — находилось на полевом аэродроме, неподалеку от линии фронта. Тылом руководил комиссар дивизиона Алексей Кожевников. Благодаря его находчивости, а также неуемной энергии моего заместителя по материально-техническому обеспечению Кирилла Сваричевского база получала все необходимое.