Стоявший рядом со мной командир 6-го отряда Соловьев молча показал большой палец.
Карл Скаубит, по-латышски твердо выговаривая «л», коротко заметил:
— Нормално…
Комиссар Савин отозвался более восторженно:
— Молодец парень!
Наступила очередь вылетать Николаю Васильченко. Я заметил, что он сильно волнуется. Надев пробковую каску, никак не мог застегнуть ремешок под подбородком. Вот, кажется, успокоился и быстро сел в кабину.
— К запуску!
— Отставить! — вмешался я.
Он повернул ко мне широко открытые от удивления глаза.
— Товарищ Васильченко! Почему вы не привязались?
— Так слетаю, товарищ командир. Не выпаду… — ответил он смущенно, однако тут же накинул на себя и закрепил привязные ремни.
— Спокойнее, Васильченко, спешить вам некуда.
На взлете машина задрала нос и круто полезла вверх. Несмотря на теплый день, мне стало зябко: еще мгновение — и самолет, потеряв скорость, свалится в штопор. А высота не более ста метров. Нет, ничего, справился. Вот летчик перевел машину в горизонтальное положение и стал разворачиваться. «Взлет нехорош, — решил я про себя. — Какова-то будет посадка?»
— Спокойнее, браток! — слышу голос Савина. Он не отрывает взгляд от «ньюпора».
Вначале самолет снижался правильно. Но потом летчик поторопился и посадил машину с высокого выравнивания. И пошла она «щупать» поле аэродрома — то на костыль опустится, то на нос. Когда «ньюпор», сделав несколько прыжков, остановился, я облегченно вздохнул и посмотрел на Соловьева. Тот молча пожал плечами.
— Ничего, Соловушка, — успокоил я его. — Когда-то и мы не лучше начинали…
Скаубит молчал: Васильченко назначен не к нему в отряд, зачем же злить и без того расстроенного Соловьева.
— Как хочется, чтобы они стали настоящими боевыми летчиками! — с горечью в голосе отозвался Савин. — Ведь свои ребята, рабочие. Им бы, Иван Константинович, рассказать, как вы эти самолеты из Киева увезли, с каким трудом шел ремонт зимой. А то пришли и видят: стоят «ньюпоры», как на витрине в магазине. Садись и лети.
Ребята молодые, думают, наверное: так должно и быть…
Савин помолчал немного и, весело взглянув на меня, добавил:
— Сам поговорю с ними, товарищ командир. Надеюсь, поймут.
В беседе с Соловьевым я уточнил, как он готовил молодых к вылету. Вроде все делал правильно… Не понравилось мне только настроение командира отряда. Он почему-то уже решил, что из Васильченко ничего путного не получится.
— В Дацко я твердо верю! — упрямо твердил Соловьев. — А из этого, чувствую, не будет толку!
Соловьева, который в прошлом был рабочим и стал летчиком из солдат, я уважал. Твердый, решительный, он отлично показал себя в боях, за короткое время подтянул дисциплину в отряде. И вдруг — на тебе — потерял веру в человека, который совершил первую ошибку.
— Толк выйдет из каждого, кто по-настоящему хочет летать, — возразил я Соловьеву. — И ни к чему делать такие скоропалительные выводы. Ведь вы с самого начала можете подорвать у него веру в свои силы. И что тогда? Отчислять придется. Нет, так не пойдет, товарищ командир отряда!
Соловьева удивил мой тон.
— Погорячился я, Иван Константинович, — виновато ответил он. — Ничего, займусь с ним, попробую…
— Не надо! — перебил я. — Забираю у вас Васильченко на период ввода в строй…
Соловьев был удручен: никогда я не говорил с ним так резко. А меня действительно зло взяло. Невольно вспомнилась Севастопольская школа. Барон Буксгевден тоже кричал Киршу: «Не будет из тебя толку! Дрянь! Мешок с онучами!»
Нет, барское пренебрежение к человеку, привычка все делать сгоряча, по принципу «чего хочет моя левая нога» нам, красным командирам, не к лицу. И я решил сам заняться техникой пилотирования неудачного дебютанта.
Сразу после полетов пригласил его к себе. Он не знал, куда глаза деть от стыда.
— Товарищ командир авиадивизиона! — заговорил Васильченко подавленным голосом. — Я уже знаю, как достались вам эти самолеты. Я мог разбить «ньюпор», но поверьте…
— Подожди, Коля, — остановил его я. — Садись. Давай спокойно поговорим обо всем…
Васильченко поднял на меня удивленный взгляд. Видимо, он решил, что командир вызвал его «продраить».
Мы сели за стол и в спокойной обстановке проанализировали весь полет. Остановились на ошибке при взлете. Разобрали неуклюжую посадку. Объяснив, насколько опасно высокое выравнивание, я рассказал, как нужно подводить машину к земле.
Самолета с двойным управлением тогда не было. Поэтому я решил получше потренировать Васильченко на земле. Он сидел в кабине и, действуя ручкой и педалями, последовательно отрабатывал все элементы полета.