В ночь на 1 мая наш поезд, составленный из теплушек и платформ с самолетами, тронулся в путь. Нас провожали делегация рабочих и депутаты Елисаветградского Совета. Коротки были прощальные речи: поздравляли с наступающим праздником трудящихся, наказывали стойко драться с врагами революции.
Когда эшелон тронулся, маленький оркестр, состоявший из трех трубачей и барабанщика, заиграл «Интернационал». Николай Васильченко стоял рядом со мной и все смотрел назад. Плохо освещенная платформа с группой людей и красным знаменем уплывала все дальше…
Как только наш состав прибыл в Александровен (ныне Запорожье), где находился штаб 13-й армии, ко мне подошел подтянутый молодой человек, увешанный ремнями, и строго спросил:
— Вы командир 2-го авиационного дивизиона истребителей?
— Так точно…
— Мне приказано встретить вас. — И, таинственно понизив голос, добавил: — Вас ожидает начальник Воздушного флота армии, красный военный летчик товарищ Коровин!
— Какой Коровин? — спросил я. — Владимир Иванович?
— Да… А вы его знаете? — удивился он.
— С четырнадцатого года. Очень рад, что бывший моторист нашего отряда стал командующим авиацией армии.
Адъютант Коровина, пока мы добирались до штаба, восторженно рассказывал о своем начальнике. Говорил, что он очень строгий и исключительно честный. Он, например, отказался от дополнительного пайка, заявив, что «должен питаться так же, как рядовые летчики». Но самое главное — командующий авиацией очень смелый, сам летает на отражение атак белогвардейских самолетов и бомбежку вражеских десантов.
Слушать все это было приятно. Ведь я помнил Володю Коровина таким же молодым, как теперь его адъютант. Не забыл, как он не поддался запугиваниям монархиста штабс-капитана Степанова. Знал, что Коровин отлично воевал в мировую войну.
Когда обо мне доложили, из открытой двери кабинета послышался обрадованный голос:
— А я-то думал: кто командует дивизионом? Зовите же его поскорее!
И вот передо мной все тот же Коровин — высокий, сухощавый. И хоть постарше стал, все с тем же задорным блеском в глазах. Мы обнялись как старые друзья.
После короткой беседы о том, как каждый из нас жил и летал с 1914 года, Коровин рассказал о положении на фронте. Красная авиация в этом районе имела лишь три отряда: 3-й и 13-й Казанский — на станции Сокологорное, в непосредственной близости от укреплений противника, и 48-й разведотряд — в Большом Утлюге.
— У нас на сегодня всего восемь исправных самолетов. А белые имеют шестьдесят, совершенно обнаглели в последнее время! — с раздражением сказал Коровин. Медленно прохаживаясь по кабинету, он продолжал: — Понять не могу, Иван Константинович, почему в штабе Юго-Западного фронта, даже в Москве недооценивают Врангеля вообще и его авиацию в частности? По имеющимся у нас данным, белые не столько совершенствуют оборону, сколько готовятся к наступлению… В один далеко не прекрасный день они могут вырваться из «крымской бутылки». Наша 13-я армия слаба и растянута по огромному фронту. Резервов нет. А что касается белогвардейской авиации, она просто душит нас.
Коровин признался, что «вдрызг» переругался со всем начальством, без конца атакуя телеграммами штаб фронта, авиадарм, штаб Воздушного флота Реввоенсовета Республики, требуя немедленного усиления авиаотрядов 13-й армии. Он так и сказал: «Атакуя телеграммами». И горячо добавил:
— Не о карьере же думать мне? Не о дипломатии с вышестоящим начальством, Иван Константинович? Я убежден: если там, наверху, не примут мер, белая авиация здорово нам напакостит!
Прибытие 48-го разведотряда и нашего дивизиона было первым результатом решительных требований Коровина. Вот, к примеру, его рапорт № 390 от 21 мая 1920 года. Этот документ Коровин адресовал начальнику Воздушного флота Юго-Западного фронта, а копию направил командующему авиацией действующей армии Сергееву:
«…Сознательный человек, находящийся на фронте, где от него требуют усиленную боеработу, имеет право напомнить тем, от кого это зависит, что пора бы наконец дать армии часть требуемых и обещанных пополнений. Форма же этих напоминаний зависит от остроты положения на фронте, усугубляемого требованиями летчиков, брошенных без самолетов и несущих по своей малочисленности непосильную боевую работу…»
Этот и другие гневные рапорты, докладные записки, телеграммы Коровина требовали срочного усиления авиации, действующей против Врангеля. Время подтвердило, что Коровин был прав.