На следующий день, 3 августа, дивизии 2-й Конной и 13-й армий начали контрнаступление. Врангелевцы оставили город Александровск. Их попытка пробиться к Дону и в глубь Украины провалилась. Белогвардейцы были отброшены на исходные позиции.
Шесть дней летчики Центральной авиагруппы наносили бомбовые и штурмовые удары по отступающей с боями вражеской кавалерии. Но вдруг она внезапно исчезла. Куда перебросил Врангель свою ударную силу? Что он затевал? И белой авиации почему-то не стало под Александровском. Стараясь найти ответы на эти вопросы, Павлов усилил разведывательные полеты.
Каховка! О ней сложены легенды, поют песни. О жарких боях за каховский плацдарм с гордостью вспоминают оставшиеся в живых ветераны.
Помню вечер, когда я впервые увидел этот небольшой городок, расположенный на низком левом берегу Днепра. Над темными, едва различимыми силуэтами домов белела церковь. Расположенный напротив мост через реку был взорван. Особенно сильно пострадала его средняя часть длиной примерно около сотни метров.
С той стороны временами доносились одиночные выстрелы. Мол, не спим, все видим. На самом деле белые ничего не знали о том, что у нас делается. Наши летчики-истребители не допустили к Бериславу ни одного вражеского самолета-разведчика.
А на правом берегу по ночам шла напряженная работа. Артиллеристы оборудовали и маскировали огневые позиции. Саперы готовили понтоны для наплавного моста и паромы. Наши истребители стали дежурить на аэродроме в Береславе, а боевое отделение было переведено поближе к Каховке — в Писаревские хутора. По приказу командующего Правобережной группой войск мы активно вели воздушную разведку, интересуясь передовыми укреплениями противника, его ближним тылом, движением на дорогах, ведущих в Каховку. 5 августа разведчик Ганя Киш вылетел с необычным летнабом. Во второй кабине находился Германович — начальник 52-й стрелковой дивизии. Бойцам его соединения предстояло вместе с латышскими стрелками первыми идти на штурм.
На своем «анасале» Киш долго кружил над Каховкой, изучая подходы, огневые позиции и оборонительные рубежи белых. Его охранял специально выделенный «ньюпор».
В тот же день меня вызвал к себе Роберт Петрович Эйдеман. В его штабе я встретил много народу. Это были представители тех частей, которые в ближайшее время одновременно начнут боевые действия на широком фронте — от Херсона до Никополя. Настроение у них, как всегда перед наступлением, было приподнятое. Говорили главным образом об успехах наших наступающих войск на польском фронте и под Александровском.
Из кабинета командующего товарищи выходят еще более серьезными и сосредоточенными. Торопливо прощаются и сразу же уезжают в свои части.
Наконец вызывают и меня. Эйдеман встречает приветливо, пожимает руку, приглашает сесть.
Я докладываю о количестве и состоянии боевой техники, о возможностях своей группы. Из десяти самолетов у нас два неисправны, один выделен для связи со штабом фронта…
— Значит, здесь, под Бериславом, семь аппаратов?
— Так точно.
— Не густо, — сказал Эйдеман. — А пополнения не ждете?
— Нет, все машины идут сейчас в Центральную авиагруппу товарища Павлова…
— Жаль! — Эйдеман выпрямился во весь свой огромный рост и развел руками: — Жаль, что аэропланами не я распоряжаюсь. Все бы бросил сюда, под Каховку: сейчас на всем фронте нет важнее этого участка…
Помолчал немного и спокойно продолжал:
— Что ж, будем разумно использовать то, что есть. Перед вами, летчиками, стоит важная задача: не допустить самолеты противника к переправе! Ни одна бомба не должна на нее упасть. Ясно?
— Все сделаем!
Эйдеман пригласил меня к карте и попросил рассказать о результатах последних разведывательных полетов. Выслушав доклад, сказал:
— Начинаем в ночь на седьмое августа. Пусть ваши летчики непрерывно ведут наблюдение за полем боя. Бомбить и обстреливать только крупные группы. О результатах разведки докладывать лично мне или начальнику штаба. Но главное, повторяю, надежно прикрыть переправу…
Протянув на прощание руку, Роберт Петрович спросил:
— В чем особенно нуждается авиагруппа?
— С продовольствием плохо, — ответил я. Но разумеется, не стал говорить, что мы несколько дней сидели без хлеба и что по моему распоряжению каптенармус выменял на сапоги немного пшеницы.
— Паек усилим, — пообещал Эйдеман. — Спасибо за полет с начдивом Германовичем. Он доложил, что летчик замечательно возил его над Каховкой. Теперь, говорит, каждый овражек на том берегу знаю, осмотрел все позиции противника…