— Было это в восемнадцатом. Гатчинская школа переезжала из Питера в Казань. Подкатываем мы к одной станции, смотрим, а на эшелон две пушки наведены и несколько пулеметов. Встретили нас белогвардейцы и мятежники из чехословацкого корпуса. Окружили и пошли по теплушкам. Среди них оказался и наш изменник. Идет и тычет пальцем: вот этот большевик, вон тот…
Взяли и меня. Всего забрали человек пятнадцать. Попал в нашу группу и чехословацкий солдат. Погоны с него сорваны, лицо в кровоподтеках. Видно, наш товарищ… Построили нас по двое и повели под конвоем. Я оказался последним в паре с чехом. Иду, а мысль в голове одна — бежать. Посмотрел на соседа и чутьем понял: он тоже об этом думает. Я кивнул головой вправо. Он глазами показал налево. И бросились мы в разные стороны.
Бегу. Позади загремели выстрелы. Сейчас, думаю, попадут… Никогда раньше не бегал так быстро. И ушел я.
Были и дальше приключения, но все-таки я добрался до красного отряда.
— А революционный чех? — спросил Киш.
— Стреляли много и по нему. Не знаю: удалось ли товарищу уйти.
Кто-то напомнил:
— А второй раз как случилось?
— Да так, — продолжал разговорившийся Яков. — Это произошло в девятнадцатом, осенью, когда я находился уже в нашем втором истребительном дивизионе.
Однажды послали меня на разведку. Нужно было найти крупную деникинскую группировку войск. Предполагалось, что она находится в районе станции Сумы.
Так вот. Прихватил я четыре бомбочки и взлетел. Выскочил на железнодорожную станцию, а там — дым коромыслом: идет выгрузка артиллерии, конницы, пехоты. Я разок прошелся по ним огнем пулемета и сбросил бомбу. Но и по мне начали стрелять. Второй раз атаковал серый, очевидно штабной, вагон с отдельным паровозом. Удачно попал. С высоты сто пятьдесят метров было хорошо видно, как из вагона повалил дым, а из дверей начали выскакивать белогвардейцы.
Третий заход оказался еще более удачным: бомба угодила в вагон со снарядами. Сильным взрывом даже самолет подбросило вверх. Развернулся домой. На душе весело оттого, что поработал неплохо. Вдруг мотор смолк. Значит, и меня подбили. Планирую на поляну. Взглянул на станцию, а от нее человек сто всадников скачут. Увидели, что иду на вынужденную.
Сел. Открыл сливной кран, смочил бензином ветошь и бросил в машину. Ее сразу же охватило пламя.
Куда, думаю, теперь бежать? Бросился я в лес. Сначала по полянкам норовил, чтобы оторваться, а потом забрался в глубь чащобы. И ушел. Результаты разведки в тот же день доставил командиру.
Умолк Гуляев. В его рассказе все просто получилось… На самом деле все было, конечно, сложнее. Слушая его, мы тогда даже не предполагали, что скоро Яков снова попадет в плен к белогвардейцам.
В середине сентября под Каховкой наступило затишье. Белая авиация стала лишь изредка появляться над бериславским аэродромом. Зная Ткачева, мы поняли, что он собирается перенацелить ее на другой участок фронта.
Так оно и получилось. Врангель собирал силы для наступления на Александровен.
Там, как я уже говорил, против белогвардейцев действовала Центральная авиагруппа. До сентября она проявляла большую активность. Бомбила эшелоны противника на железнодорожных участках Александровск — Мелитополь и Александровск — Пологи, скопления кавалерии и пехоты в районе Федоровки.
В начале сентября с фронта отозвали Владимира Ивановича Коровина. Руководство авиагруппой со стороны командования армии сразу ослабло. Перед летчиками редко ставили задачу поддержать свои наземные войска.
Иван Ульянович Павлов уехал в Харьков, в штаб фронта. Руководство группой он передал летчику И. А. Буобу, только что прибывшему в Александровск. Новому командиру, естественно, требовалось какое-то время для того, чтобы ознакомиться с людьми и районом боевых действий. Это тоже отрицательно сказалось на боевой активности Центральной авиагруппы. Даже полеты на воздушную разведку стали нерегулярными.
18 сентября 1-я белогвардейская армия, созданная из Добровольческого и Донского корпусов, двинулась под командованием генерала Кутепова на Александровск. Врангелевская авиация немедленно совершила налет на аэродром Центральной авиагруппы. Однако ей не удалось уничтожить наши самолеты: почти все машины, в том числе и два корабля «Илья Муромец», были своевременно выведены из-под удара. Авиаотряды успели эвакуировать и большую часть имущества. Лишь один эшелон пострадал от вражеских зажигательных авиабомб.