Больше двух недель пробыл Варяжко со своими людьми в Киеве, каждое утро виделся с князем, иногда с его семьей - юной супругой из византийского рода, близкого к императору, - и детьми от прошлых жен. Их у него было трое, после принятия христианства расстался с ними, но детей, рожденных ими, оставил при себе. Не сказать, что сблизился с родными Владимира, также как и с ним самим - вел себя ровно, но в душу им не лез, о себе и своей семье рассказывал мало, лишь когда не отставали с расспросами. Невольно привязался к одной из младших дочерей князя - пятилетней Любаве, та сама едва ли не с первой встречи ластилась к нему пуще, чем к родному отцу. Тот, впрочем, не отличался особым чадолюбием, редко случалось, чтобы он кого-либо брал на руки или привечал лаской.
Вот девочка и отозвалась на проявленную Варяжкой жалость - утешил ее, когда она во дворе споткнулась и упала, поцарапав колено и ладони, а потом заплакала. Как привык со своими детьми - поднял на руки, приговаривая успокаивающие слова, протер ссадины чистым платком, подул еще на них. Любава прижалась к его широкой груди, обхватив ручками шею, так и застыла, продолжая еще всхлипывать. Детская душа, лишенная родительской ласки, потянулась к нему, а он не мог оттолкнуть, принял как родную. С того дня бросалась к Варяжко, встретив где-нибудь в сенях, после сама приходила к нему в гостевую палату, а он рассказывал ей сказки или играл во что нибудь. Иногда к ней присоединялись другие дети - княжеские и дворовые, с ними Варяжко водился с гораздо большей охотой, чем со взрослыми.
В конце марта, когда на Днепре сошел лед, отправились к Волге на трех ладьях якобы для совместной добычи земляного масла, как в это время называли нефть, ниже устья Оки и производства из него нужных материалов для греческого огня. Сама перспектива применения подобного средства в предстоящем военном походе на Балканы оказалась хорошим поводом, чтобы спешить с поездкой. Никто из сопровождавших князя бояр и части дружины не выразил сомнения в важности предпринятого выезда - коль князь так решил, значит так и должно быть. Тот же доверился компаньону, причем не столько под давлением на волю - его Варяжко постепенно снижал, а по своему разумению - мол, тому виднее, если уж сам ввязался в это дело. Организатор же экспедиции вел людей практически наобум, лишь по догадке, больше использовал ее как приманку, а не реальный проект.
По понятным обстоятельствам Варяжко разместился на том же судне, что и Владимир, сидел с ним в одном отсеке, только напротив. В таком близком соседстве вольно-невольно приходилось много общаться - вести разговоры, принимать пищу, даже спать рядом, если не высаживались на берег. Постепенно, день за днем, между ними приходило понимание общих интересов и взглядов, прежнее противостояние стало смягчаться. Конечно, Владимир все также желал полной власти, ради нее готов был пойти на что угодно - обман и насилие, строить козни и предавать. Но все же Варяжко увидел в нем то, что могло в какой-мере примирить их - он стоял за свой народ, пытался сплотить его и сделать сильнее. И именно суждения и размышления о том, какие-то совместные планы, выгодные обеим сторонам, помогли им сблизиться, пусть и с небольшой долей внушения.
Владимир сам признался в своей неправоте и совершенных ошибках - в той же войне против Новгорода и союзе с Византией, просчете с другими державами. Уже вместе они разбирали возможные последствия от них, меры по их исправлению - улаживанию возникших конфликтов, готовности к войне, если дойдет до нее. Варяжко пообещал помочь в меру своих возможностей - поделиться тем же секретом греческого огня и воинскими премудростями, с помощью которых не раз бил врага, не потерпев при том ни одного поражения. Хотя и осознавал, что когда-нибудь эта помощь может обратиться против него - слова верности от князя не стоили и гроша, при удобном случае тот непременно примется за свое. Пошел ради блага русичей, пусть и с таким ненадежным князем, с иным, видать, не судьба - была уже попытка, но ни к чему доброму она не привела.
На одной из прибрежных стоянок заключили договор о взаимной помощи и ненападении, но в нем Варяжко оговорил обязательное одобрение новгородским вече - больше для проформы, сам не сомневался в нем. Подобный союз действительно представлял выгоду им всем, так что не видел причину отказаться от него, пока каждая из подписавших сторон исполняет свои обязательства. Уже с полным доверием, насколько могли допустить между собой оба битых жизнью мужа, дошли до выбранного места на правобережье Волги, разбили здесь временный лагерь. Дальше Варяжко с небольшой группой лесовиков ушел на поиски нефтяного озера - он почуял его своим даром уже издали, когда еще приближались по реке, теперь шел к нему через дебри точно по курсу, как ищейка по следу. Чутье не подвело, через два дня, пройдя почти десяток нелегких верст, вышли к пропитанному нефтью болоту с исходящим от него серным смрадом.