Не стала все же упоминать, кого она считает отцом будущего дитя у соседки, только поджала губы. Варяжко беременность Любавы особо не беспокоила, как будто он ни причем. Коль соседям его сочувствие не нужно, то и он влезать к ним не будет - с такой мыслью он оставил какую-либо заботу о своей кровинушке в чужой семье. Да и со временем остыл от влечения к Любаве, при встрече разговаривал с ней как с доброй знакомой, не более. Так что незатихающую ревность Милавы воспринимал не стоящей серьезного внимания, без повода с его стороны. Сейчас также пропустил последние слова жены мимо ушей, высказался о ней самой:
- Знаешь, Милава, съезжу завтра в Людин. Есть там повитуха знатная - бабка Зорица, ее все расхваливают. Пусть посмотрит - все ли у тебя ладно. Ты согласна?
Утром следующего дня поехал на гнедом по льду Волхова в детинец - там, в храме богов, передал слова и грамоту Ярополка одному из старейшин города и, не задерживаясь, отправился к повитухе. Она проживала на самом краю гнезда - поплутал, пока нашел ее избу. С виду Зорицу можно было принять за бабу Ягу - согбенная, с седыми космами, разве что глаза смотрели молодо, да двигалась еще споро. Выслушала юношу, расспросила - как проходит беременность, на что жалуется, взяла задаток и пообещала прийти вскорости. Слово сдержала - пришла перед обедом, осмотрела и прощупала роженицу. После объявила, что плод пойдет с часу на час, останется ждать здесь.
Пообедала вместе со всеми, потом велела готовить баню, там будет принимать роды - они считались грязными, вносящими порчу в дом. Варяжко в этот день на торг или еще куда-то не пошел - остался помочь Милаве. Растопил печь в бане, после запряг в возок ездовую лошадь, загрузил чаны и кадушки и поехал на Волхов за водой. Набрал ее из проруби во все емкости, дома согрел на печи и поставил наготове у родильного места - лавке с постеленными на ней теплым мехом и льняной простыней. Как по заказу - едва закончили с приготовлениями, у Милавы тут же начались схватки. Повитуха выставила Варяжко из бани, сказала, что дальше сама справится, позовет, когда примет дитя.
Будущий отец не мог усидеть на месте - соскакивал, метался по дому, выходил во двор. Иной раз не выдерживал - подходил к бане, прислушивался к идущему оттуда шуму - плачу и стонам жены, успокаивающему или строгому говору бабки, требующей что-то от роженицы. Слушал минуту-другую и уходил - не было мочи терпеть переносимые Милавой муки. Она рожала трудно, час за часом - Варяжко испереживался за нее, боясь самого худшего. Закончилось уже затемно, звезды появились на вечернем небосводе, когда услышал крик новорожденного. Подбежал к двери, слушал и ждал с нетерпением, пока его призовут. После же едва не бросился к лежащей без сил жене, спросил с состраданием: - Милава, как ты?
Та, вся заплаканная, с измученным лицом, проговорила, улыбаясь через силу: - Хорошо, Варяжко. У нас дочь, посмотри на нее - красивая!
Только сейчас новоиспеченный отец заметил лежащую под боком Милавы спеленатую малютку. Она лежала с закрытыми глазами и зевала, ярко-красное лицо сморщилось в складках - о будущей красоте сейчас никак невозможно было судить. Поддакнул жене: - Конечно, милая - она у нас красавица!
Долго видеться с женой и дочерью повитуха не дала, стала выпроваживать: - Иди, иди, молодец, дай бабе отдохнуть. Завтра переведешь их в избу - тогда любуйся, сколько хочешь. А я побуду здесь до утра - надо еще прибрать послед и вправлять нутро. Но то дело бабье, тебе ни к чему - все, иди.
Милава еще неделю лежала в постели - уже в покоях, пока не набралась сил. На то время Варяжко оставался дома, принял домашние хлопоты на себя. Нанял молодицу, у которой имелся свой грудной ребенок, та приходила на день, кормила грудью Лану - так захотела назвать дочь Милава, готовила обед. В остальное время за ребенком следил Варяжко - менял пеленки, поил сцеженным кормилицей молоком, качал на руках, пока малышка не засыпала. Когда у Милавы появилось свое молоко, она сама уже кормила ее, так и засыпала - с Ланой у груди. Посильную работу выполняла Ладушка - ухаживала за сестрой, качала люльку с дитем, пела колыбельную. После Милава взяла на себя все заботы по дому, Варяжко занялся своими делами.
Собственно, он сейчас остался без службы - прежняя, у боярина Истислава, закончилась с его гибелью, а новую князь не поручил. Собственное дело - с детским аттракционом, - тоже встало, закрыл на зиму. Так что ничем срочным Варяжко не был занят, но жить праздно до весны не захотел - задумался над новыми проектами, в чем мог бы преуспеть. Мысли о них у него появились еще осенью, но из-за случившихся тогда происшествий стало не до них. Таких проектов он выбрал несколько, по разным путям - от одежды и домашней утвари до оружия и защитного снаряжения, сейчас решал - каким же именно заняться первым. После серьезных раздумий остановился на пиле-ножовке и самом простейшем механизме для распиливания бревен на доски.
До сих пор в Новгороде, да и во всей Руси доски мастерили раскалыванием бревна на две половины. Из каждой получали одну доску, обтесывая топором, теслами и скобелем. Работа занимала много времени, доски ценились дорого - по цене целого бревна. Пилы же не применялись, да их и не было на Руси, если не считать лучковые, хотя они были известны еще с античных времен. А уж о механическом распиле бревен и речи не могло идти - он стал применяться века спустя. То, что надумал Варяжко, не казалось ему невозможным - ремесленники Новгорода умели работать с металлом, так что им по силам изготовить нужную пилу и детали для пилорамы. Только следовало продумать их конструкцию, испытать и пустить в дело. А уж там перспективы выглядели самыми радужными, учитывая огромный спрос Новгорода на доски - даже на те же мостовые, не говоря уже о строительстве домов.
Глава 8
В январе, сечень, 6487 года от Сотворения мира или, по христианскому летосчислению, 979 от Рождества Христова, в Новгород прибыл князь Ярополк Святославич с дружиной. В это время у Варяжко шел в самом разгаре творческий процесс - просчитал и начертил в черновом виде ножовку, пилу двуручную и для пилорамы, сделал наброски распиловочного механизма. С пилой обстояло проще, уж за свою прежнюю жизнь изучил ее досконально - сам не раз затачивал и разводил. С циркуляркой тоже приходилось работать, но дисковая пила для нынешних условий не подходила - не те обороты, как от электродвигателя, да и конструкция привода усложнялась намного.
Так что принял для пилорамы обычные пилы из полотна, только не одну, а три - распиливать бревно за один проход на четыре доски. Две из них будут деловыми - для столярных работ, а две, крайние - для прочих нужд. Пилы при том соединил пакетом в общей рамке, с вертикальным перемещением - из условия, что бревно подается горизонтально по желобу. В приводе пакета пил использовал шатунный механизм, а для вращение его вала предусмотрел разные варианты движителя - водяного колеса, конного ворота, ветряных крыльев. Для первого станка выбрал самый доступный вариант - конный, от него спроектировал все узлы и детали.
Варяжко в основном закончил с проработкой конструкции пилорамы и готовил чертежи для заказа мастерам, когда за ним приехал гонец - знакомый ему отрок из княжеской дружины. Тот не стал входить в дом, даже не сошел с коня - передал вышедшему за ворота юному хозяину наказ князя: - Не медля ни часу прибыть в хоромы, - с тем и умчался обратно.
Юноша оставил в сторону заботы и думы, занявшие его последний месяц, запряг гнедого и, с долей волнения и тревоги, отправился в княжеские хоромы. Он уже привык к вольной жизни, не зависящей от чьих-либо указаний. Пришлось даже перебарывать невольное раздражение, настраиваться на возможную службу у князя. Меньше чем через час неспешной езды въехал в знакомые ворота, увидел во дворе густое брожение народа - воинов, челяди, пришедших гостей. Оно заметно отличалось от сонного затишья при прежнем наместнике - люди куда-то бежали, едва не сталкиваясь между собой, стоял шум-гам, раздавались крики и приказы. Варяжко привязал Тарана к коновязи сразу за воротами и прошел к хоромам.
Долго в сенях не пришлось ждать - вернувшийся от князя гридень, доложивший тому о приезде Варяжко, велел заходить в палату. Здесь, кроме Ярополка, сидели на лавке воевода и еще один боярин - они переговаривались о чем-то между собой. При виде вошедшего замолчали и уставились на него, как будто оценивая - годен ли он им. Легким кивком ответили на поклон юноши, после Ярополк завел речь: