Моргану одного взгляда, брошенного на Рассел, было достаточно, чтобы понять, это – всё.
Она лежала, прикрытая простынкой поверх опутавших её проводов и трубок. Её лицо за эти несколько часов изменилось до неузнаваемости. Щёки впали, нос заострился, кожа приобрела землистый оттенок. Руки, безвольно опущенные вдоль тела, истончились, пожелтели, кончики пальцев казались прозрачными. Глаза закрывали тяжёлые, опухшие, словно резиновые веки. Пухленькие губы были бледны, обметены синюшным, изо рта торчала трубка аппарата искусственной вентиляции лёгких. И резким контрастом на этом белом лице выделялись густые тёмно-каштановые ресницы. В них ещё, казалось, теплилась какая-то искорка жизни. Едва заметно тлеющая искорка.
Морган отступил назад, закрыл рот ладонью, давя рвущийся наружу крик, и опрометью бросился прочь из палаты. Ничего не соображая, ничего не видя перед собой, он схватил за грудки какого-то доктора, затряс его, закричал ему в лицо срывающимся от рыданий голосом:
- Как такое могло случиться? Что вызвало такой рецидив? Покажите мне её медицинскую карту! Я должен знать! – он отпустил врача, подбежал к дежурному посту, схватил стоящий на нём ящик с какими-то документами и вывернул его на пол.
- Это не рецидив, агент Морган, - терпеливо повторил доктор Саади, - случилось то, что должно было случиться. У неё была последняя стадия рака. Её организм исчерпал себя полностью.
Морган сидел, скрючившись, на диванчике ординаторской. Сидел тихо, как мышь. Он уже выкричался, и теперь Уинстон Саади, доктор, курировавший Джордан Рассел с самого начала её болезни, мог спокойно и детально всё объяснить этому психу.
На психа было жалко смотреть. За этот час он осунулся едва ли не хуже напарницы, а карие его глаза были наполнены такой болью, что казались совсем чёрными. Его тело изредка конвульсивно вздрагивало, и видно было, что своим спокойствием он обязан не самообладанию и умению взять себя в руки, а горю, которое придавило и не даёт кричать. «Слишком сильно он переживает, - мелькнуло в голове у доктора, - слишком сильно для напарника».
- Ещё на прошлой неделе я сказал ей правду, - поделился доктор, - её время вело свой отчёт даже не на дни, а на часы. В легких не осталось ни одной здоровой клетки, одна сплошная опухоль. Я вообще удивляюсь, как она продержалась почти неделю. У неё был громадный резерв, агент Морган. Но всему приходит предел.
- Почему вы не сделали пересадку? – простонал Морган. – Пока ещё не поздно было?
- Когда она обратилась за медицинской помощью, уже было поздно, - вздохнул доктор, - видите ли… Этот вирус внеземного происхождения, привезён ею из далёкого космоса. Очень живучий, способный видоизменяться, мутировать. А у неё отягощённый медицинский анамнез: два тяжёлых ранения в прошлом, редкая группа крови – четвёртая отрицательная. Но, повторяю, она выдержала максимум. Она молодец.
- Не мог рак свалить её вот так, - упрямо стоял на своём агент, - вчера она выглядела вполне здоровой.
- Дни её были сочтены, - мягко проговорил доктор, - её держали какие-то последние скрытые резервы. Но и они исчерпались.
- Неужели ничего нельзя уже сделать? – простонал Морган.
- Ничего, - поставил точку доктор, - мне очень жаль, агент Морган. Но она не выживет. Если не произойдёт чудо.
Морган встал и, пошатываясь, побрёл по коридору. Жалкий, сгорбившийся, сразу ставший как будто меньше ростом. Навстречу шёл этот, который сидел возле палаты Рассел, в синем костюме, со знакомой рожей. Со знакомой рожей…