Окружное управление полиции уже было в курсе Манкейтских событий, Пилипенко отзвонила. Обещали помощь, напомнили о соблюдении осторожности. Морган убрал телефон, взглянул на напарницу, что, держа прицел, стояла рядом и внимательно вглядывалась в сумеречный лес.
- Справимся, - улыбнулся он своей открытой, обезоруживающей улыбкой, - когда ты со мной, я в безопасности.
Рассел недоумённо сдвинула брови, соображая, стебается Морган или и впрямь так думает, но улыбка его была такой искренней, что и она улыбнулась в ответ. Перебросила бластер в левую руку, протянула ему правую:
- Держи пять, за характер.
Морган легонько сжал её маленькую, но крепкую и сильную ладонь.
- Пошли.
Прошли ещё немного. Деревья дальше стояли так плотно, что кое-где приходилось идти друг за другом. И то, что Рассел след в след ступала за Морганом, когда они огибали очередную сосну, спасло ему жизнь.
Что-то поднялось из мха, коричневое, большое, сливающееся с деревьями, вцепилось Моргану в бедро, потянуло за собой. Он вскрикнул, падая, выстрелил, но промахнулся, а Рассел среагировала моментально, открыла огонь в то, что казалось ожившей частью мрачного лесного пейзажа.
Послышался вой, дикий, тонкий, пронзительный. Существо метнулось в сторону и пропало. Рассел несколько раз пальнула наугад и бросилась к раненому напарнику.
У Моргана было разорвано бедро, ткань брюк залита кровью, а подальше на мху темнели брызги густой зелёной жидкости, но Рассел некогда было выяснять, что это.
- Зажми место над раной, Морган, - приказала она, - там бедренная артерия, широкая, как Панамский канал, - открыла сумочку, висевшую у неё на плече, достала жгут, мысленно возблагодарила за предусмотрительность Клавдию Пилипенко. Морган тихо матерился сквозь стиснутые зубы.
- Так, Морган, - Рассел взяла его под мышки, оттащила в сторону, усадила на мягкий мох, спиной к стволу сосны, - сиди и поглядывай вокруг, прицел держи, а мне нужно осмотреть рану…
Результат осмотра её порадовал. Бедренная артерия не была задета, но рана оказалась глубокой и рваной, и ней застряло что-то, похожее на обломанный коготь.
- Бляха-муха, - тихо ругался ослабевший от боли и потери крови Морган, - что за говно это было, откуда оно взялось? Ногу мне чуть не оторвало! Рассел, спаси меня, пришей её обратно!
- Спасу, пришью, куда я денусь, - машинально отозвалась она, роясь в аптечке.
Да. Клавдия Пилипенко и тут сказала правду, комплектация аптечки оказалась неполной. Шовный и перевязочный материал были, антисептики были, иглы были, а вот обезболивающего не было никакого. Плохо. Бедный Морган.
- У тебя есть какое-нибудь бухлишко? – спросила Рассел, снимая с себя плащ, сворачивая его валиком и подсовывая напарнику под спину.
- Да, - простонал Морган, - граммов двести вискарика во фляжке, вот здесь, в заднем кармане… - он вытащил флягу и протянул напарнице со словами, - нашла время бухать! Я ещё не помер, а ты уже поминки готова справить!
- Это не мне, это тебе, - ответила она, доставая из сумочки пакетик с перчатками, - пей.
- Ты что собралась делать? – насторожился напарник, но крышечку фляжки послушно открыл.
- Пей вискарь, - повторила Рассел, - у меня нет никакой анестезии. Время дорого. Тварь может вернуться.
- Ты что собралась делать? – повторил Морган, опёрся рукой о сосну, потянулся вперёд, посмотрел на свою рану и выругался.
- Видишь, какая там дрянь застряла? – согласно кивнула напарница. – Щас вытащу её, обработаю рану, зашью мышцу послойно.
- Прямо пальцАми? – ужаснулся Морган. – Ты коновал, Рассел, а не доктор!
- Нет пинцета, - вздохнула она, - пей вискарь уже. Не помрёшь, потерпишь.
Рассел нарочно разговаривала с ним грубо, видя, что он на грани потери сознания, встряхнуть хотела, позлить. Хоть бедренная артерия и осталась цела, но крови Морган потерял много. И ему было больно, и как больно ещё будет, когда она залезет пальцами в живое мясо! Внутренняя сторона бедра очень чувствительная нервная зона.
- Никакого сочувствия, никакой человечности, - пробормотал Морган, прикладываясь к фляжке, - ветеринар ты, Рассел, а не людской врач! – выдохнув, заключил он и выпил ещё.
- Молодец, Морган, - кивнула напарница, - извини, что без закуски, - она подобрала с земли маленькую сосновую палочку и протянула ему, - возьми её в рот и зажми зубами, а то язык себе откусишь.
- Вот, - удручённо кивнул Морган, - палку в зубы, как собаке. Я ж говорю, ветеринар. Ты поосторожнее там ковыряйся, у меня там эрогенная зона, - сообщил он.
- И не смей терять сознание, - сказала Рассел, надевая на руки перчатки, - не вздумай отключиться, Морган, ты должен прикрывать меня, понял?
- Давай уже, работай, - ответил напарник, - а то до фига умных советов, а дела мало, - он сунул в рот палочку, закусил и кивнул напарнице, мол, готов. Облокотился спиной о ствол сосны, удобно перехватил бластер и стал смотреть вперёд.
- Тебе не больно, Морган, - сказала Рассел, - ты камень. Боль – это волна, она разбивается о тебя, обтекает тебя и уходит прочь.Тебе не больно.
Морган промычал что-то, переводимое как «ты задолбала базарить», и Рассел приступила к работе.
Она старалась действовать быстро и аккуратно, шить на границе боли, но рана была большой, и пришлось повозиться. Морган сидел тихо, ни разу не дёрнулся, не застонал. Ситуацию он контролировал полностью, и, когда она закончила и накладывала на шов повязку, выплюнул сосновую веточку и прохрипел:
- Спасибо, Рассел.
- Ну, как ты, Морган? Жив? – голос её звучал тепло, с искренним сочувствием. И такими же тёплыми, ласковыми были её руки, когда она, сняв окровавленные перчатки, разглаживала пластырь повязки на его бедре.
- А то! – заверил он и улыбнулся.
У неё тоже видок был! Лохматая, на щеке грязь, на лбу царапина, белый джемпер уже серый, запачкан кровью, в нём застряли хвоинки, колючки репейника, дорогущие обалденные колготки с блестинкой порваны на коленке.
- Какой ты молодец, Морган! – просияла Рассел. Она была бледна, и её такие уверенные только что руки дрожали, когда она открутила крышечку Моргановой фляжки и отпила из неё.
- Переживала за меня? – с любопытством спросил напарник, наблюдая за её руками.
Рассел выдохнула, закрыла фляжку и честно созналась:
- Очень. Лучше бы на себе шила, честное слово… Ты такой молодец, Морган! – она наклонилась и поцеловала его в щеку.
- Не сюда, - сказал Морган, - правее.
- А-а… Угу, - она послушно наклонилась, чтобы поцеловать правее и отшатнулась. Правее были губы.
- Ты что, Морган? – испугалась Рассел. – С ума сошёл? Мы же с тобой не в почтамте работаем!
- Ну и что! - он невозмутимо пожал плечами.
- Да ты же сам говорил о субординации!
- Срать я на неё хотел!
- Морган, да ты что такое говоришь?! Да ты же пьян!
- Перестань кочепыжиться, Рассел, - Морган выбросил вперёд руку, схватил её за талию и с невесть откуда взявшейся силой притянул к себе.
- Пусти, ду… - Рассел не договорила.
Губы Моргана закрыли её губы, и столько нежности было в его поцелуе, что она рванулась навстречу, забыв о субординации, о твари, об опасности. Его рука скользнула по её волосам, погладила по щеке, спустилась вниз и сплелась пальцами с её рукой, тонкой, горячей, трепетной.
Её ответный отзыв был таким стремительным, таким отчаянным, искренним, словно она стояла на пороге конца света, и времени оставалось пять минут. И нужно успеть, пока ещё не рухнул мир.
И Морган, потрясённый этой неподдельной, живой силой, будто растворился в ней, рассыпался на атомы, и спешил перелить из своих губ в её губы ту нежность, которой так много скопилось в нём, что она казалась неисчерпаемой, бесконечной. И когда почувствовал, что она слабеет, такая покорная, дрожащая, как веточка на ветру, клонится к нему, сдаётся, тогда отпустил её.