- Да ла-адно, чё! – передразнил её Макаров. – Я еле жив остался! И так здоровья нет! Вот и вози себе домой всяких там, с «Каллисто». Давай. За «Каллисто» твоё.
- За «Каллисто» я пить не буду! – взъерошилась Рассел.
- А за меня будешь?
- За тебя буду. Будь здоров, - она отсалютовала ему стопкой и выпила.
Он тоже выпил. Отрезал кусочек хлеба и колбасы, открыл тюбик с горчицей. Рассел грызла яблоко.
- На «Каллисто» я попала, когда осталась одна, - начала она, - вообще-то я всегда была одна… Мать меня бросила, семьи у меня не было. Меня любила по-своему воспитательница в приюте, я ей благодарна. Всё равно сравнивать не с чем… Иногда я ей звоню.
Я училась в школе, как все… Учиться мне нравилось. Просто по-настоящему нравилось, и по-настоящему было интересно. Я старалась. Хотела, чтобы из меня выросло что-то путное. Но, как видишь, ничего путного из меня не выросло.
- Я вижу, у тебя, по ходу, большие комплексы, деточка, - заявил Макаров, протягивая ей бутерброд с колбасой, - базарь дальше. Я тебя слушаю.
- Я закончила школу, поступила в химико-биологический институт и училась там три года химии, биологии, медицине, фармацевтике. Жила в общежитии, получала стипендию, ещё прирабатывала то в больнице, то в лабораториях разных. Мне было 15 лет, год оставался до конца учёбы, и я приобрела бы специальность и стала бы самостоятельным человеком. Но тут подошло лето, и я решила поехать в Мексику. Чё мне эта Мексика далась тогда, будто мест интересных мало… Взяла я в аренду машинёшку и поехала. И вот уже перед границей свернула с федеральной трассы и поехала «покороче». Ну а дорога, сам понимаешь. Степь да степь кру-го-о-ом…
- Путь да-алёк лежииииит! – с чувством подхватил Макаров.
Сел рядом с Рассел, обнял её за плечи, и покачиваясь в такт мелодии, они пропели два куплета, а на третьем сбились. Потом Рассел съела свой бутерброд и продолжала.
- Ехала я так, ехала. Ночь наступила. Темень. Поняла, сбилась, и надо выбираться обратно на федеральную трассу. И поехала обратно. А проехала-то уже немало. И, не доезжая до трассы пару километров, проткнула колесо.
- Да ты баловень судьбы, смотрю я! – вставил Макаров.
- Что делать? – не обращая внимания на его комментарий, продолжала Рассел. - Стала менять в темноте. Поменяла. И решила тут же заночевать, в машине, на этой дороге. Устроилась удобно, свернулась калачиком и уснула.
Проснулась, ничего не понимаю. Шум, свет, вопли, выстрелы. Выскочила на дорогу, смотрю: две машины стоят, люди какие-то с обеих сторон стреляют. Я и драпать в поле. Спряталась там. Думала, отсижусь в темноте, пока закончатся бандитские разборки, а потом-то возвращаться надо. Не пешком же мне топать. И машина арендованная, я же не расплачусь за неё! Сижу в поле этом, себя на чём свет проклинаю, что дура такая, покороче захотела.
Ладно. Там стихло. Я дождалась, как светать начало, и пошла к машине своей. Дошла до неё, а там совсем рядом – трупы, кровь на асфальте. Нехорошо мне стало, голова поплыла. Удирать нужно, думаю, скорее отсюда, полицию вызвать. Подбегаю к своей машине, только за дверцу взялась, а меня хвать за руку! Я чуть разума не лишилась. Крикнуть не успела, рот зажали. Смотрю, китаец. Маленький такой, на лицо симпатичный, волоски назад зализанные гелем, в белой рубашечке и с шейным платком. Сжал меня, как клещами и смотрит удивлённо. И говорит: «Свидетелей я обычно убираю, но ты особый случай. Будешь тихо себя вести, жива останешься. Твою тачку я забираю».
Он убил всех этих людей, и ждал меня, понимал, что хозяин машины вернётся, а свидетели ему были не нужны. И очень удивился, увидев сопливую студентку. Так я познакомилась с киллером Ли Хо, первой моей любовью.
- Так ты извращенка, Джо? – вывел Макаров. – Бандитские разборки, трупы, кровь – тебя всё это заводит?
- Не извращенка я! – обиделась Рассел. – И роль заложницы мне совсем не понравилась! Он вооружён, хладнокровный убийца, а я маленькая девочка, ботаничка. Куда мне было деваться? Пришлось согласиться ехать с ним. Сначала по безлюдью ехали, потом пересекли границу, поехали в Мексику. Ночевали в придорожных мотелях, где потише. В первую ночёвку он связал мне руки и ноги, я полночи так промучилась связанная, потом дала честное слово, что никуда не убегу, и он развязал меня. А куда мне было бежать? В полицию? Не успела бы я предупредить полицию, он бы из меня решето сделал.
Так-то он меня не обижал, в пути физических неудобств я не испытывала. Я сама развела его на разговор. У меня к нему возник самый настоящий стокгольмский синдром. И когда по исходу трёх дней, уже в Мексике, он сказал мне, что я свободна и могу ехать, куда хочу, я неожиданно сказала: «Возьми меня с собой». Он рассмеялся и спросил, какую же пользу ему может принести такой, как я, балласт? Тогда я заявила, что встреча с ним изменила мою жизнь, и так, как жила раньше, я теперь не смогу. Он потащил меня с собой, использовал, как заложницу, поломал все мои планы, а теперь бросает? Надо было тогда сразу пристрелить меня на дороге. Думаю, детская горячность и внешнее обаяние сыграли в мою пользу. Он посмеялся, посмеялся, да и забрал меня с собой. Спросил: «Будешь моей любовницей?» Я ответила: «Буду». Мне хотелось быть рядом с этим странным человеком, тянуло к нему, хотелось жить его необыкновенной жизнью, проникнуть в её тайны. Почему-то совершенно не смущало, что он преступник.