Несколько секунд молчания и тишину разрезал мой оглушительный смех. Странно, но этот человек даже забавлял, я давно не испытывала такую бурю разношёрстных эмоций. Ощущение, будто из дня сурка выпала и это…опьяняло.
— А ты забавный, — отсмеявшись, улыбнулась, спрыгивая со стула и относя пустую тарелку в раковину. — Был когда-нибудь на настоящей охоте, Лаврентьев? Хотя молчи, знаю, что был. Ты получаешь от этого неописуемый кайф, как хищник, загоняешь жертву в ловко расставленную ловушку и наслаждаешься своей победой, адреналин и эйфория заполняют каждую клеточку тела… Ммм… Порою это лучше секса. М, Дамиан? — и вновь мой тихий смех.
— К чему ты клонишь? — сосредоточённо спросил, явно не ожидая столь тщательной осведомлённости о его личной жизни.
— Сейчас ты чувствуешь себя хищником, а я что-то вроде жертвы. Ты расставляешь ловушки, пытаешься расположить меня к себе дорогими подарками и цветами, хочешь взглянуть хоть мимолётно, а я постоянно сбегаю. Твой азарт растёт всё больше, кровь бурлит сильнее, желание поймать становится неконтролируемым, а я всё не в твоих руках. О чём же это говорит?
— О глупости жертвы. Молода, напугана, но до странного изворотлива.
— Разочаровываешь меня, Лаврентьев, — лишь цокнула, подходя к панорамному окну и принимая одну из самых соблазнительных поз, кончиками пальцев поглаживая себя по ключицам, медленно спускаясь к груди.
— Чем же? — вроде бы и усмехнулся легко, но напряжение в голосе всё равно уловила, и блаженно растянула губы в улыбке, прислоняясь боком к окну, запрокидывая голову назад, блаженно прикрывая глаза и водя ладонью по шее и плечам, словно разминая.
— Я не жертва, Лаврентьев. Это противоречит моей природе, — медленно произношу, улавливая в трубке тяжёлый вздох и новый треск. — И я так давно ждала твоего звонка, — шепчу уже более интимно, ласковее.
— Ждала? — слышу в голосе неприкрытое удивление.
А вот и первый шаг на пути к победе.
— Ждала, — доверительно отвечаю, слыша в трубке новый треск. — А знаешь, почему?
— Почему же? — и голос напряжённый, еле сдерживаемый эмоциями.
«Попался!», — мысленно ликую, и не могу сдержать победную коварную улыбку.
— Я знаю, что ты за мной следишь, — отвечаю уверенно, и вместе со словами поворачиваю голову, точно смотря в потолок: туда, где скрыта микро камера.
Не знаю, как уж людям Дамиана удавалось проникнуть в каждую мою квартиру, но скрыть очевидное от волка было нереально. Я сразу улавливала чужие запахи на своей территории, куда не пускала никого кроме Арсения, а уж своим обострённым зрением разглядеть то, чего быть никак не должно, могла и подавно. Но я барышня не из стеснительных, да и отчасти эти надоедливые микро камеры, натыканные по всей квартире, даже помогали удерживать волчицу и не свихнуться. И немного жаль, что игра закончилась, а карты раскрыты.
— И, кто теперь хищник, Лаврентьев? — победно улыбаюсь, сбрасывая звонок.
Я не ждала ответа на вопрос, не нужны были объяснения. С каким-то диким ликованием вытягиваю руку выше и демонстрирую свой идеальный средний палец, вновь чувствуя себя пятнадцатилетней волчицей. Не удается сдержать заливистого смеха, ведь перед глазами то и дело предстаёт образ злого и обиженного мужчины.
Приношу из кухни барный стул, забираюсь на него, достаю из ниши в потолке микро камеру, чуть вытягиваю руку, как бы рассматривая находку, а затем посылаю воздушный поцелуй, вновь улыбаюсь и бросаю камеру на пол, после чего спрыгиваю следом и раздавливаю чёрный квадратик ногой. После уничтожаю камеру на кухне, в прихожей, в гостевой комнате, санузле, большой просторной ванне, и напоследок оставляю спальню.
Уверена, Дамиан приказал установить самые лучшие камеры, не только с максимальной чёткостью изображения, но и с идеальной передачей звука. Потому, вырывая последнюю камеру, с наслаждением падаю спиной на большую кровать, застеленную чёрным шёлком, вытягиваю руку над собой, понимая, что сейчас ещё больше будоражу мужчину и явно дико злю, наслаждаюсь произведённым эффектом и…
— Не хочу тебя разочаровывать, принижать мужское эго, но ты не первый мужчина, решивший поиграть со мной. Забудь обо мне, Лаврентьев, найди женщину более…покладистую, и…постарше, чем такая пигалица, как я, — вновь улыбаюсь, но уже незнанию мужчины моего истинного возраста. — Просто забудь. Мой тебе настоятельный совет. Ты ведь не хочешь проблем. И да, — вдруг продолжаю, хотя уже готова превратить в пыль камеру в руках. — Поговори с сестрой, иначе натворит девчонка дел. Шестнадцать лет, первая влюблённость, ммм… — блаженно прикрыла глаза. — Но лучше пусть она злится на тебя сейчас, чем потом уже ты будешь рвать волосы на голове и утирать слёзы родителям. Поверь, семья важнее, чем очередная пигалица в списке побед.
Щёлк.
Камера превращается между моих пальцев в мелкие крупицы, а на душе опускается умиротворение.
Да, я нагло и открыто провоцировала мужчину весь наш разговор, но знала о козыре. О той, кто будет важнее меня. Мне удалось понять, что больше всего Лаврентьев любил свою сестру, очень бережно относился к ней, практически во всём потакал, и настолько терял с Евой бдительность, что не замечал свои собственные черты характера в близком человеке. Девчонка была ещё той занозой в заднице. Взбалмошная, дикая, с твёрдым стержнем и какими-то глупыми амбициями уделать нос брату. С одной стороны понимаю её, хотела быть независимой, показать, что сама способна решить любую проблему и выиграть куш в этой жизни. А с другой — осуждаю, ведь своё «Я» девчонка ставила превыше семьи, не понимая, как на них скажутся все её выкрутасы.
Но и Дамиан виноват. Дал девчонке много свободы, потакал ей, не смел отказать, так пусть теперь и мучается, а не охотится на девиц.
2 ГЛАВА
С самого утра меня всё раздражало.
Солнце ярко слепило, а стоило занавесить шторы в кабинете, и раздражала темнота. Кофе чрезмерно горький, секретарша своей идеальной исполнительностью вызывала зубной скрежет, малейший звук злил. Даже отменила все встречи, закрылась в кабинете и тихо сходила с ума. Волчица внутри скалилась, скулила, а я не могла понять её желаний, и раздражалась уже человеческая часть.
Написала Арсению, что хочу побыть одна до завтра, не получив ответ, уехала домой. Знала, что волк и так всё поймёт.
А стоя в очередной пробке, ощутила, как всё тело охватило диким жаром. Огненный поток пробежался по венам, и сконцентрировался внизу живота. Скрутило так, как никогда не было.
Уткнулась лбом в руль, тихо поскуливая, волчица подвывала в ответ, и тут, выплывая из тумана боли я осознала, что у меня спустя почти год началась вновь течка, но в этот раз она была в разы ярче и больнее.
И, когда начала перебирать в голове имена московских волков, с кем волчица позволит мне пережить пару дней непреодолимой мании к сексу, в голове почему-то очень уж ярко всплыл образ того, о ком уже две недели не вспоминала, тот, кто всё же послушал моего совета и переключился на семью.
— Только не он! Человек! — злилась на саму себя, стискивая пальцами сидение и тут же вспарывая грубую кожу уже удлинившимися, не человеческими когтями.
Тихо выругалась, и, тяжело дыша, всё же схватила телефон, начав пролистывать телефонную книгу. Взглядом зацепилась за одно имя, решая, что на пару дней волк вполне сгодится, уверена и не откажет. И только палец готов был нажать на вызов абонента, как волчица взяла надо мной вверх, лишив контроля на пару секунд. Но хватило и этого, чтобы телефон полетел с такой силой в дверь, что безжалостно треснул и развалился пополам.
«Только он», — упорно твердила волчица, вызывая истерический смех и слёзы.
Вся человеческая часть меня сопротивлялась, взывала к голосу разума, но моя звериная суть рвалась на волю, рычала и упорно вдавливала педаль газа до конца.
Бороться с самой собой, то ещё удовольствие. Но я совершенно не заметила, как уже припарковалась у массивных ворот, выскочила на свежий воздух и рванула к посту охраны. Сохранять человечность было крайне сложно, насколько могла, настолько волчицу и сдерживала.