– Даже если нам всем будет стыдно? – перебивает мать.
– Стыдно? – Руб взглядом боксирует с ней. – Ты б так не говорила, если бы видела Камерона на ринге, как его валят, а он поднимается и снова в бой! – Руб почти кричит. – Ты бы от гордости на колени упала. Ты бы всем стала говорить, что это твой сын, и он не сдается, потому что ты его так воспитала!
Ма задумывается.
Глядит сквозь стол.
Она представляет, но видит только боль.
– Как ты все это выносил? – умоляюще спрашивает она меня. – Как ты это терпел неделю за неделей?
– А ты как? – спрашиваю в ответ.
Это действует.
– А ты? – обращаюсь к отцу.
А ответ такой: мы не сдаемся, потому что так живем. Не знаю, может это инстинкт, но мы все такие. Всюду люди живут так. Особенно люди вроде нас.
Почти все кончено, и я предоставляю Рубу нанести нокаутирующий удар. И он наносит. Он говорит:
– В это воскресенье у Кэмерона последний бой. – Глубокий вздох. – Единственное, что… – Пауза. – Это бой против меня. Мы будем драться друг с другом.
Молчание.
Полная тишина.
Но, говоря по совести, новость принимают нормально.
Только Сара морщится.
Руб продолжает:
– У меня после этого будет полуфинал. Еще три матча, самое большое.
Кажется, и ма, и отец мало-помалу смиряются. «О чем они думают?» – спрашиваю я себя. В основном, по-моему, главное чувство у них сейчас – что они плохие родители, но это совершенно не так. Они ни в чем не виноваты, ведь мы с Рубом все решили и сделали только сами. Если победим – то сами. А пропадем – тоже сами. Родители не виноваты. Никто в мире не виноват. Мы никого не хотели в ответчики – и не взяли бы.
Теперь я сажусь на корточки возле мамы, обнимаю ее и прошу:
– Прости, мам. Я виноват.
Виноват.
Что в том толку?
Поймет ли она нас настолько, чтобы простить?
– Обещаем, – говорит Руб, – это в последний раз мы с Кэмероном будем драться между собой.
– Да уж, это утешает, – наконец заговаривает Сара. – Нельзя же драться с тем, кто уже мертвый.
Все смотрят на нее и слушают, но больше никто не произносит ни слова.
Разговорам конец.
В стенах кухни клубится напряженное молчание, и вскоре там остаемся только мы. Остальные расходятся. Сначала Сара, потом отец, последней – миссис Волф. Теперь только ждать схватки.
В череде следующих дней я удерживаю в себе желание верить, что могу побить Руба. Но не справляюсь. Самое большое, на что меня хватает, – верить, что я хочу его побить.
В субботу вечером мистер и миссис Волф едут вместе с нами на матч. Отец набивает нас в свой фургон (меня зажали на заднем сиденье).
Медленно трогаемся.
Я потею.
Я боюсь.
Боя.
Своего брата.
За своего брата – за его собственный бой.
Всю дорогу до склада никто не сказал ни слова, и лишь когда уже выбираемся из машины, отец говорит:
– Не поубивайте друг друга.
– Ладно.
В раздевалке договариваемся, что у Руба в углу посидит Перри. У меня – Бугай.
В зале нехилая толпа.
Я ее слышу и вижу по пути в гостевую раздевалку. Я не высматриваю родителей, потому что знаю: они там; я думаю только о том, что мне нужно делать.
Я сижу в грязной раздевалке, а тем временем другие боксеры приходят и уходят. Я хожу из угла в угол. Меня потряхивает. Впереди самый трудный бой в моей жизни.
Я буду драться против своего брата.
И в то же время я буду драться за него…
В последние минуты перед выходом я перестаю кого-либо замечать. Ложусь на пол. Глаза закрыты, руки вдоль тела. Перчатками касаюсь бедер. Никого не вижу. Никого не слышу. У себя в сознании я сейчас один. Вокруг меня какое-то напряжение, сжимает мое тело со всех сторон. Проникает под меня и поднимает…
«Я хочу этого, – говорю я себе. – Хочу сильнее, чем он».
Сцены предстоящей схватки косо тянутся перед моими глазами. Я вижу, как Руб пытается меня достать.
Я хочу.
Вижу, как ныряю и провожу встречные.
Сильнее.
Вижу себя, стоя, в конце. На ногах после настоящего боя. Не победы, не поражения, а сражения. И вижу Руба.
«Хочу сильнее, чем он», – повторяю я и знаю, что это правда. Да, я хочу боя, потому что мне это нужно. Нужно мне. Мне…
– Пора.
Бугай стоит рядом, я вскакиваю и твердо смотрю вперед. Я готов.
Отмечаю выкликивающий голос Перри, но лишь на миг.
Бугай толкает дверь, и толпа, как всегда, гудит. Я вижу это, чувствую, но не слышу. Шагаю вперед, внутрь себя. Внутрь боя.