В те дни на Ченсери-лейн Кроули выдавал себя за графа Владимира Звереффа. Сейчас я видел его перед собой. Он стоял в дорогом, но богемном костюме и смотрел, как Бен-нетт выводит на полу пентаграмму — подобную только что начерченной доктором Блэком. Вдалеке, словно покрытая вуалью, сверкала пирамидка. Через равные промежутки времени она испускала разноцветные блестки, похожие на прозрачные пузырьки. Они осыпались и складывались в звезду, переливающуюся радужным блеском. Темное, похожее на гроб, облако поплыло по комнате. Оно быстро поднялось и открыло то, что поначалу я принял за тень на ковре. Но, когда стало светлее, я разглядел большой шкаф с открытой дверцей. Внутри на веревке покачивался человеческий скелет, с него текла слизь. Череп был оплетен отвратительной зеленой грибницей. Поросль напоминала щупальца Криксквора, вцепившиеся в волосы Маргарет Лизинг. Ноги трупа вращались над алтарем, водруженным на ступни стоящего на руках негра. Кроули закрыл дверь шкафа, и видение исчезло. Это произошло в его квартире на Ченсери-лейн, в том самом доме, где он однажды вечером встретил на лестнице кошмарного черного кота. Поднявшись, Кроули обнаружил, что «храм» в беспорядке, алтарь осквернен, а квартиру заполонили полчища полуматериализовавшихся демонических форм. Много лет спустя он описал этот случай в «Исповедях», назвав его самым пугающим, ужасным опытом в своей жизни. Но после «вмешательства в Гостию», как выражался Беннетт, чего еще можно было ожидать?
Видение меркло, и я заметил, что на полу возле перевернутого алтаря страницами вниз лежит раскрытая книга. Я сразу узнал Гримуар: незваного гостя спугнули, прежде чем ему достался главный трофей!
Дядя Финеас, вновь оказавшийся передо мной, протянул мне руку:
— Раз ты здесь, — он широко улыбнулся, — позволь, я покажу тебе три тоннеля, лежащие под Лунной Башней, откуда тянет сети паучья гадина.
Я испугался. Три стража могли быть друзьями дяди Фина, но я вовсе не готов был повстречаться с тем, что сидит на корточках, а ясно было, что он — один из них. В тот момент меня куда больше занимал Гримуар, лежавший на том же месте, куда он свалился с алтаря Кроули. Меня удивило полное безразличие к нему дяди Фина.
Дядя взглянул на меня с горьким лукавством. Я заподозрил какой-то подвох. Хочет ли он отвлечь мое внимание такой детской уловкой? Тень беспокойства омрачила его черты. Я почувствовал нечто вроде облегчения, заслышав приближающиеся шаги в вестибюле. Их сопровождал странный звук, словно по паркету волокли что-то тяжелое. Шум затих за дверью. Я ожидал, что она откроется, и приготовился к встрече — наверняка неприятной. Но ничего не произошло. Доносилось лишь назойливое тиканье расписных старомодных часов, которые я только сейчас заметил в затененном углу нашей комнаты. Маятник астматически хрипел в старинном каркасе; звук был такой, словно человеческие кости методично соединялись друг с другом, собираясь в скелет, скрытый в ящике, похожем на гроб. Заглянув внутрь, я увидел копию открытого шкафа, в котором Кроули замуровал ритуальную жертву.
Готовилась ли еще одна? Задержалось ли время на целый век? Я отвлекся от тревожных мыслей, когда заметил, что дядя Фин неважно себя чувствует. Мне казалось, что это моя вина; внезапно мне страстно захотелось защитить его. Лицо его оплыло, глаза потускнели, жизнь из них почти испарилась.
Мы ждали, от волнения затаив дыханье. Дверь отворилась. На пороге стоял Огюст Буше. Казалось, он удивлен не меньше нашего. Удивлен и смущен. Ступив вперед, я распахнул дверь, приглашая посетителя войти. Дядя Фин был заметно потрясен. Мне это напомнило случай, когда Обри Сен-Клер увидел, что очертания доктора Блэка растворяются у него на глазах, и тут же очутился в болотном логове крокодила. Возможно, теперь доктор собирался вернуться домой. Только сейчас я догадался, почему дядю так занимала книга Стормлина «Этиология болот». Понятно, отчего человек с такими интересами, как дядя Фин, отыскал родственную душу в исследователе, который провел большую часть жизни в районах, населенных крокодилами.
Дяде Фину столь неожиданно стало дурно, я даже не успел заметить, что творится на пороге, хотя и был смутно уверен, что в комнату так никто и не входил. Улыбающийся двойник мсье Буше исчез, но осталась его ноша: мешок с костями! Дядя Фин пришел в себя в ту минуту, когда я обнаружил, что же таится в мешке. Он решительно принялся извлекать кости, и я, наблюдая, какое нездоровое восхищение они у него вызывают, не сразу заметил, что на месте, где находился первый мешок, стоит теперь второй. Вновь послышалось гулкое эхо шаркающих шагов, извещающих о появлении призрачного посетителя. Дядя Фин снова встревожился и приказал мне закрыть и запереть дверь. Не отрывая глаз от второго мешка, он прикоснулся к моей руке. Застыв на месте по его приказу, я мог лишь беспомощно наблюдать, как разворачивается жуткий кошмар.
Я был абсолютно убежден, что ко всему этому прича-стен Кроули, и где-то в глубине, ниже Великой Пирамиды в тени Моккатамских гор гигантская грибница расползается под древним городом Эль-Фостат, тянется из болот в дельте Нила. Протискиваясь вверх в поисках дневного света, щупальца и кости вздымаются, пробивая землю, расшвыривая песок, чтобы появиться среди бела дня на Чен-сери-лейн — в тот самый момент, когда молодой человек выходит из заведения Огюста Буше и сворачивает на Хай-Холборн.
И тут с немыслимым грохотом перед нами разверзлась мостовая. Дядя Фин заглянул в трещину.
— Ты знаешь, что будет дальше, — произнес он устало. — Когда мы вернемся, кости будут отплясывать веселую джигу в квартире Алистера… или лучше сказать — в квартире графа Звереффа?
Он подобострастно поклонился невидимому призраку. Я вопрошающе взглянул на него.
— Алистер — первая из нечистых жаб, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — Давай спустимся, и я познакомлю тебя со второй.
Он сжал мою руку, и мы прыгнули вниз.
После его слов, произнесенных на краю расщелины, я ожидал, что мы опять спустимся по плиточным ступеням, выделяющим зловонную жижу. Ожидал снова увидеть смердящую разлагающейся рыбой мерзкую пристань, к которой привязаны ялики, пьяно покачивающиеся на гребнях мягко набегающих волн. Вовсе нет. Мы нырнули в бархатную тьму, кое-где освещенную огненными вспышками, оставляющими на сетчатке жгучие следы. Я испугался, но дядя Фин остался невозмутим.
— «Не скрыта ль радость без границ в бессмысленном полете?» — прогорланил он строку Кроули, хлопая перед моим лицом гротескной парой крыльев — или то были плавники? У меня в голове завертелись пародии на его имя: финишный как финт, фисташковый как финик, фиктивный как финтифлюшка… пока я не заметил, что у меня тоже появились плавники*. Я рассекал небесные воды с тем же проворством, что и он. Внезапно Дядя Фин произнес серьезно:
— Теперь ты встретишься со второй нечистой жабой, что охраняет тоннели между Девятыми Вратами и даже Вратами Есода. Но помни: скелеты восстали из могил и пляшут джигу в квартире Алистера.
Тут он посерьезнел, слегка обеспокоился, как мне показалось, а мы, точно стервятники, всё парили, медленно снижаясь, над холмистой землей, вздымавшейся в ночном небе под нами за сверкавшей в лучах луны белой треугольной стеной. Я узнал тенистые очертания Моккатамских гор. Мы приземлялись на старейшее здание в мире.
— Ты часто болтал о Тоннелях Сета, — сказал он. — Смотри вниз!
Оторвав взгляд от яркого ночного неба, я всмотрелся в густейшей мрак Входной Шахты.
Доктор Блэк был совершенно прав. Разве это чудесное сооружение с галереями, тайными ходами и тоннелями не доказывало, что тысячелетия назад Запретное Знание наделило посвященных силой возводить из песчаника и гранита образец Тоннелей Сета на грядущие зоны? Тем, кто стоит прямо, и даже рожденным ползать могли открыться видения Ню-Изиды. Сам Кроули описывал странный свет, — он сравнил его с «бледной сиренью», — освещавший текст гоетического заклинания, которое он произносил в Королевской Усыпальнице в присутствии Провидицы Уарды. То было излучение Лиловой Зоны, которую можно назвать и бледно-сиреневой. Маг заявлял, что пламя свечи, стоявшей на краю открытого саркофага, было лишь пародией на тот самый Свет.