— Идём, — бросила та и первой вышла из комнаты.
Мира последовала за ней, думая: «Я буду доводить тебя до тех пор, пока окончательно не сдеру всю чешую. А когда обнажится твоя нежная шкурка, сдам Хадару».
Пройдя по коридору почти до конца, Астафья раздвинула двери одной из комнат и зашла внутрь, даже не обернувшись на Миру.
«Что если она караулит меня за стеной? — подумала Мира. — Стоит мне зайти, как она набросится?»
Но она отмела такую мысль. Убивать в доме, полном свидетелей, верх глупости. Для этого нужно быть ослеплённой яростью и не думать о последствиях. Астафья же скорее раздражена, что какая-то пигалица, нахалка без рода и племени ведёт себя с ней, магиней Ордена, как со служанкой. И судя по тому, что Астафья не кричит и не топает ногами, а лишь пронзает ненавидящими взглядами, Мира правильно определила её роль. Значит, надо использовать это по максимуму.
Войдя следом за магиней, Мира огляделась: она оказалась в достаточно большой комнате, посреди которой стояла ванна на ножках в виде четырёх мощных лап не то гуся, не то ещё какой птицы.
Из ванны шёл пар, от которого запотели разноцветные стёклышки в длинном узком окне под потолком. Пахло какими-то травами и солью, возле ванны на стуле были аккуратной стопкой сложены полотенца, в углу стояла ширма с нарисованными на ней полуголыми девушками.
Лишь увидев исходящую паром ванну, Мира поняла, как на самом деле истосковалось по этому простейшему удовольствию — понежиться в горячей воде, ощутить, как тепло проникает в каждую клеточку тела, даря блаженную истому и наслаждение.
— Раздеться можно здесь, — бросила Астафья, указав на ширму.
Что, если она сейчас уйдёт? Этого нельзя допускать. Словно в подтверждение её мыслей, Астафья направилась к двери.
— Останься! — громче, чем хотела, произнесла Мира.
Магиня резко повернулась. Миру, словно ветром, обдало её негодованием.
— Зачем? — переспросила Астафья.
— Я хочу, чтобы ты помогла мне вымыться. Сделала массаж головы.
Она украдкой взглянула на руки магини. Их по-прежнему скрывали длинные рукава.
— Ты слишком много хочешь, девочка, — процедила магиня сквозь зубы. Каждое слово хлестало Миру, словно плеть.
Сделав вид, что не замечает интонации, Мира невинно улыбнулась:
— Тогда, может, позовём госпожу Даяну и спросим, как далеко распространяются мои полномочия, — сказала она почти ласково.
Магиня разве что зубами не щёлкнула от ярости.
— Зови! — рявкнула она. — Даяне больше делать нечего, как разбираться с такой чепухой.
— Что ж, как хочешь. Помоюсь, спрошу.
Мира неторопливо направилась к ширме. Ей сильно хотелось обернуться и посмотреть, что делает магиня, но она знала: это будет ошибкой. Нужно притвориться, что для неё вопрос решён. Как и сказала, она примет ванну, а затем пойдёт жаловаться на Астафью. И здесь важно, что именно сказала Даяна своей «девочке», отправляя к Мире.
Нарисованные на ширме девушки кокетливо прикрывались красными тканями, умудряясь всё, что надо закрыть, оставить на виду. Они лукаво улыбались кому-то в комнате, надо полагать, Хадару. Всё в этом доме существовало для его удовольствия.
«И я теперь тоже здесь», — подумала Мира с мрачноватой улыбкой.
Вспомнился последний разговор и игра Хадара со шнурками на платье. К чему ей следует быть готовой в следующий раз? Мира тряхнула головой, отбрасывая плохие мысли. Не хотелось думать об этом сейчас. Особенно сейчас, когда за спиной, возможно, стоит убийца.
Заходя за ширму, Мира всё же обернулась. Астафья по-прежнему была в комнате, её левая щека подёргивалась от бессильной злобы, рука взялась за створку двери, но они с Мирой уже знали, что магиня останется. Иначе, её бы уже не было в ванной. Мира подавила удовлетворённую улыбку. Этот раунд она выиграла. Вот только принесёт ли это окончательную победу?
Сняв платье, Мира повесила его на ширму. Разулась, глубоко вдохнула, приводя в порядок мысли. Получалось плохо: точнее, вообще не получалось. Мысль о том, что она будет перед магиней, обнажённая и беззащитная, пугала. Мира почувствовала, что во рту пересохло, голова налилась жаром, а руки и ноги наоборот похолодели.
В памяти всплыли слова Гая: «Ты отдаёшь слишком много себя. А себя нужно сохранять. Попытайся считать или читай молитву — всё равно что, лишь бы вывести себя из паники».
— Я спокойна, — беззвучно сказала она. — Я могу замедлить стук своего сердца, остудить кровь, усмирить дыхание. Меня нет, я камень, брошенный чьей-то рукой; пуля, выпущенная из дула оружия, стрела, сорвавшаяся с тетивы. У меня нет чувств, нет страха, любви, жалости. Есть цель, и я её достигну.
Как ни странно, этот набор слов помог. Мира почувствовала, как охватившая лихорадка волнения отступает, а на смену ей приходят спокойствие и рассудительность. Глубоко вдохнув, она вышла из-за ширмы.
Астафья ждала возле ванны, Мира видела капельки пота на её лице. От пара или волнения? Она отметила, что магиня закатала рукава, но не высоко, так, что локти остались закрытыми.
Придав лицу безмятежное выражение, словно вовсе забыла о недавнем разговоре и не удивлена тем, что Астафья осталась, она подошла к ванне. Ступни покалывали мелкие камушки, занесённые в окно ветром. Мира смахнула ладонью с ног налипшие крошки песчаной бури и забралась в глубокую ванну. Погрузилась в воду полностью, оставив на поверхности только голову.
В воздухе висело напряжение. Мира чувствовала его так же явственно, как пар от воды. Оно сдавливало виски и проходило морозом вдоль позвоночника даже в горячей ванне.
Астафья остановилась в изголовье, что Мира могла видеть только её руки. Крепкие узкие кисти, коротко подстриженные полукружья ногтей. Астафья взяла губку, намочила её и выжала, так что Мире на голову полилась вода. Звуки их дыхания смешались в тишине комнаты. Скосив глаза, Мира видела край её закатанного рукава на правой руке. Поднять бы сантиметров на пять, и станет видно место, куда Магда ударила убийцу поленом.
Намочив Мире голову, Астафья стала натирать её чем-то с приятным запахом, но не пенящимся. У магини оказались грубые и сильные пальцы; казалось, она хочет вырвать волосы, но борется с собой. У Миры даже слёзы на глазах выступили, но говорить, что ей больно, казалось постыдным.
Посмотрев на пол, Мира увидела тени: ванну, свою голову, а вот третья тень не принадлежала человеку. Скорее это была огромная крыса. Мира испуганно вскрикнула, подняла голову: над ней по-прежнему стояла Астафья.
— Что такое? — спросила магиня с притворной заботливостью. — Больно?
— Н-нет, — пробормотала Мира и вновь взглянула на пол. Тень крысы исчезла, вместо неё была человеческая.
Так и дождавшись нытья и жалоб, Астафья вновь наполнила водой губку и стала смывать «шампунь». Кожа головы горела огнём. Мира отметила, что рукава платья магини намокли и облепили руки, но увидеть, что под ними по-прежнему не удавалось.
«Я так и не получу доказательств, — с отчаянием подумала она и следом: — Астафья не набросится на меня в доме полном людей».
Думать дальше она не стала. Схватила магиню за правую руку, дернула мокрый рукав наверх. Открылась белая, покрытая россыпью бледных веснушек рука. Выше локтя краснела уродливая, размокшая в воде рана от ожога. Хоть Мира и ожидала увидеть что-то подобное, но всё равно растерялась.
В следующее мгновение Астафья схватила её за плечи и погрузила в воду. Мира не успела даже набрать в лёгкие воздуха. Она забилась, поднимая брызги, выгнулась дугой, пытаясь вырваться, но убийца навалилась всем телом, прижимая ко дну. Ванна была слишком узкой, чтобы повернуться.
«Мне конец!» — в ужасе подумала Мира.
Сквозь муть воды мелькнуло перекошенное от ярости лицо Астафьи, затем всё потемнело. Но в тот же миг ясное и чистое желание жить придало сил. Мира почувствовала, как раскаляется её кожа. Вода забурлила, закипела. Раздался оглушительный треск, и ванна раскололась на части. Женщины упали на пол. Зарычав от ярости, Астафья сжала шею противницы сильными пальцами и стала душить. Мира тщетно пыталась сбросить её с себя, пальцы магини, казалось, врастали в шею, словно корни жуткого дерева.